Ты не посмеешь! (СИ)

— В смысле, нашли, — не поверил той картинке, которую Ромка нарисовал в моем воображении, — она там что, искала жилье?

Друг высунул лицо из недр шкафа и весьма выразительно посмотрел на меня, одним взглядом обозвав полным идиотом.

— В смысле, Диман, она сидела на бордюре в обнимку с чемоданом, рядом с ней стоял горшок с цветком, а Вета ревела в три ручья.

От услышанного у меня волосы встали дыбом!

— Погоди, братан, как это на бордюре? Это когда было? Январь примерно получается? Какой, к черту, бордюр?!

— Мля, Сахарок, прекращай тупить, какой зимой он может быть? Заледеневший! И тут девчонка в куртке незастегнутой, волосы как у Мальвины — голубые, нос красный, глаза опухшие, рядом куст этот придурочный с лопухами обмороженными и чемодан, из которого торчит красная тряпочка. А на ногах тапки. Представляешь?

Если честно, представлял я с трудом. Ну просто Вета вся такая тоненькая, маленькая, с задорным блеском в глазах и вот так в сугробе? Мозг буксовал. Я просто не понимал, что могло случиться, чтобы девчонка сидела на снегу, не думая о последствиях.

— В общем, до мастера мы не дошли. Это я замер как истукан, в шоке рассматривая Снегурочку. Кстати, все это происходило шестого января, аккурат под Рождество. Так вот, я-то замер, а сестренка твоя кинулась к девчонке и, недолго думая, села рядом с ней на чертов ледяной бетон. Они даже поговорить не успели, как у меня голос прорезался. Подошел к ним и как рыкнул, чтобы встали обе. Они и подскочили. Картина, я тебе скажу, была душераздирающей, Аленка твоя с кулаками сжатыми стоит, глазами сверкает, и эта носом шмыгает. На вопрос о том, что она там делала, в сугробе-то, сказала — идти некуда. Ну, Диман, серьезно, я же не зверь, не мог оставить ее там в тапках. Мы в машину ее погрузили вместе с манатками и к Аленычу, отогревать. Это уже на гаановской кухне Веталинка нам рассказала, что ее из квартиры выгнала жена арендодателя, которая решила, что она любовница мужика. Ветка так быстро собиралась, что часть вещей осталась там, в чужой квартире, вместе с зимними сапогами. Короче, эта горемыка от безысходности села в сугроб плакать, а тут мы. Мы, кстати, с Тохой съездили, забрали ее вещи, Ветка у них пару дней жила. А потом мы с Аленкой посовещались и решили — нечего девчонке маяться, ты приедешь нескоро, мне, в общем-то, можно было уже жить в квартире тетки, а вот Вете крайне нужно было жилье, потому как друзья ее на праздники умотали в Сочи, а у нее поехать не получилось. Так и вышло, что перекантоваться ей было негде, к тетке ехать она не хотела, в период праздников мало-мальски приличное жилье снять — нереально. Ну и вот…

С этими словами Ромка вылез из шкафа, и мы с ним взялись за узкую секцию, чтобы осторожно ее отодвинуть.

— И ты не придумал ничего лучше, чем взять с девчонки денег?

Пыхтя от возмущения, я с остервенением вцепился в шкаф и дернул его на себя. Не накрыло меня только потому, что Ромка успел подстраховать.

— Так гордая она! Ей изначально Аленка предложила пожить в квартире брата, бесплатно, так нет же, уперлась как ишак. "Я не буду нахлебницей… лучше найду другой вариант… а вдруг брат вернется". Вот я и влез в эти разборки. Сказал, что сдам ей свою квартиру по минимальной цене, если она такая упрямая, с договором, все дела. Она же настояла на том, чтобы договор был длительной аренды и перевела деньги сразу за полгода. И можешь не рычать на меня, мне ее деньги ни нать. Вон, лежат на отдельном счету, нетронутые. Все думаю, как ей их вернуть, дурынде такой. Единственное, пришлось часть твоих вещей отсюда поубирать, чтобы ей спокойней было. Да как птицу эту сюда притащила, сама попросила ширму стеклянную с ванной снять, а то Гошан клювом мог раздолбать. А тебе не рассказывал, потому как твоя сестра сказала, что ты чужаков в квартире не любишь, а девчонке помочь надо. Помог на свою голову, друг приехал и первым делом в рожу дал.

С последним Ромкиным словом мы таки выпустили Гошу на волю. Он вышел из ниши весь в пыли, с паутиной на крыле, взъерошенный, но при этом очень важный. Остановился в паре шагов от нас и покосился на меня своим "орлиным" взглядом.

— Ну что, Георгий Шестой, цел? — с усмешкой поинтересовался Ромка.

Гоша, падла, в ответ издал какой-то жутко пронзительный крик, от которого чуть не заложило уши, зато из кухни тут же последовала реакция:

— Гоша? Гошенька!!!

Заверещала Вета, загремев посудой, и попугай, уже не обращая на нас с другом внимания, взял резкий старт. Расправил крылья, несколько раз хлопнув ими, наступил Ромке на ногу, отчего тот глухо охнул, и пронесся мимо меня в коридор с громким криком:

— Подр-р-руга!

Я было дернулся вслед за шебутной птицей, как неожиданно для себя наступил на что-то жидкое, теплое и жутко скользкое. Нога поехала, и я с громким грохотом рухнул на зад, лихо приложившись щекой об угол дивана.

— Твою мать! — от души высказался, не скрывая своей злости. — Гоша, я убью тебя!