Именно поэтому я решил, что произошло нечто из ряда вон, раз уж упрямица решила тыкнуть мой номер. Как выяснилось, не ошибся.
— Дииим, — всхлипнула Вета, и у меня сжалось сердце. — Дим, тут звонил Сергей Викторович, Дим.
— Эй, малыш, ты чего плачешь? Кто такой этот твой Викторович и чем он тебя так расстроил?
— Гошу отдавать пора. Он за ним приедет вечером, — она глотала слова и шмыгала носом, но не ревела, хотя мне и этого хватило, чтобы сжать кулаки от бессилия.
— Вет, я сейчас приеду, не вешай нос.
Скинул вызов и пошел за своей курткой.
— Парни, я, в общем, о чем начал говорить, — зайдя в кабинет, быстрым шагом направился к своему столу, чтобы все выключить и забрать свои вещи. — Я домой, с вас к понедельнику отчет для начальства, у меня дома ЧП, править не смогу, так что ответственность вся на вас.
Не обращая внимания на мат, ругань и обещания все рассказать Олегу, развернувшись, вышел из офиса. К черту, перед Герасимовым мне краснеть точно не придется, а этим обормотам полезно своей головой думать. У меня там дома потоп намечается, попугая увозят, девушка расстроенная, мне не до того, чтобы сопли за вчерашним студентами подтирать, какими бы гениями они ни были.
Домой я приехал в разгар трогательного прощания Веты с Гошаном. В коридоре стояла некогда огромная клетка, которая, как оказалось, могла легко складываться и в размерах уменьшалась до габаритов обычного чемодана, рядом с ней топтался сухой, высокий, совершенно седой мужчина.
— Добрый день, Дмитрий, — протянул руку незнакомцу.
— Сергей Викторович Прошин. Хозяин этого любвеобильного пернатого.
Мы с ним повернулись в сторону Веталинки, которая стояла с Гошей на руке и, молча глотая слезы, гладила его шею, что-то тихо приговаривая. Вот только взгляды наши с уважаемым профессором были разными: мой вопросительно-тревожный — она же сказала, что приедут вечером! И его терпеливо-недовольный.
— Извините меня, пойду тоже с Гошей поговорю.
— Он Георгий!
— Да, да, конечно, — не особо обратил внимание на недовольство хозяина птица. Тоже мне, Георгий, это наш Гошан. Питомец, охранник, соперник… друг. Черт, да как же я так привязался к попке-то, ведь совсем недавно хотел его на суп пустить!
— Привет, Гош, — тихо, чтобы не слышал наш гость, поприветствовал попугая. — Что, домой уезжаешь от нас?
Поднял взгляд и заглянул в печальные глаза Веты.
— Мандаринка, не плачь…
— Подрруга! Гоша рядом!
Вот вообще не помог, после его слов даже у меня в горле встал неприятный комок. А у Веталины всё-таки потекли слезы.
— Эй, птиц, кажется, я буду скучать, — пробормотал тихо, и обнял Вету, прижимая ее спиной к себе.
— Гоша дома! Чего ругаешься? Гоша дома!
— Вет, а чего профессор твой рано так приехал?
Перевел недовольный взгляд на незнакомого мне в общем-то человека, которого невзлюбил с первого взгляда.
— Я не знаю, сказал, вечером будет, я вещи собирала, поилку, кормушки, тебе позвонила… А потом звонок в дверь, минут через десять после нашего разговора. И он сразу от дверей начал командовать, клетку сам собрал. Хотел уже уехать, торопился, но Гошка орать начал, что его подругу обижают… И Сергей Викторович дал нам время немного поговорить.
Прислонился щекой к рыжей макушке и погладил красные перья.
— Гоша умница.
— Оррел, Гоша орел! — поправил меня наш говорун.
— Георгий, пора домой!
Голос сморчка вторгся в наш разговор и мне захотелось выгнать профессора из дома и не отдавать ему птицу. К черту, он наш!
Но…
Но вместо этого мы посадили Георгия Шестого в небольшую клетку-переноску и наблюдали, как любимого умника уносят из нашего дома.
Как только дверь закрылась, Веталинка, развернувшись в моих руках, разревелась. Мне оставалось только молча гладить ее по спине. Никакие слова сейчас не помогут, да и что тут можно было сказать.
Я за месяц привязался к этому паршивцу так, будто он всю жизнь жил со мной, а Вета с ним прожила четыре месяца. Мне кажется, она и вовсе забыла, что его нужно будет отдавать.
Хотелось пообещать, что мы его вернем, но … Но он вернулся домой, и этот дом не наш.
Два дня Вета ходила сама не своя. Нет, она улыбалась, много работала с лекциями, мы смотрели фильмы и гуляли, разговаривали и даже шутили, но было видно, как она переживает. Смириться с тем, что по утрам никто меня не будит, было сложно. Не слышать цокот когтей по ламинату — непривычно. Никто не кричал, что я вражина, оккупант, захватчик и далее по списку, и Мандаринка была целиком и полностью моя… Вот только той радости, как должно бы, это не приносило. Оказывается, я привык к нашему соперничеству за внимание одной маленькой, но такой родной для нас девчонки.
В воскресенье вечером мы сидели на диване. Точнее, я сидел, а Веталина лежала, удобно устроив голову на моей ноге. В руках она вертела погремушку — из тех, что я покупал для птицы. Нашли ее припрятанной под диванной подушкой.