Ты не виноват

В моем почтовом ящике еще пятнадцать заявок на участие в работе над «Зерном» от школьниц. Все хотят принять участие в выпуске журнала, потому что Вайолет Марки – героиня школьной колокольни и создатель сайта «Ее сестра» (любимый блог Джеммы Стерлинг) начинает выпускать новый журнал.

Я читаю письма Бренде, и она замечает:

– Вот так, наверное, и чувствует себя человек, обретая известность.

К середине апреля она становится моей самой близкой подругой.

Вайолет 26 апреля

В воскресенье примерно в половине одиннадцатого утра у нашей двери появляется Кейт Финч. Она выглядит так, будто не спала уже несколько недель подряд. Я приглашаю ее войти в дом, но она отрицательно мотает головой.

– У тебя нет мыслей по поводу того, куда мог подеваться Тео?

– Я о нем ничего не слышала.

Она начинает понимающе кивать.

– Хорошо. – Она все кивает и кивает. – Хорошо. Хорошо. Просто он раньше каждую субботу давал о себе знать либо маме, либо мне. Он или писал электронные сообщения, или оставлял голосовое послание на телефоне, когда знал точно, что нас нет дома. И так было каждую субботу. А вот вчера мы от него ничего не получили. Но сегодня утром пришло какое-то совершенно дикое письмо.

Я пытаюсь не показать свою ревность по поводу того, что он давал о себе знать им, а не мне. Но, в конце концов, они же члены его семьи. А я – это просто я, самый важный человек в его жизни. По крайней мере, на какое-то время. Но ладно. Я принимаю и это. И все понимаю. Он тоже движется вперед. Как и я.

Она передает мне распечатанное сообщение на электронную почту. Оно было послано сегодня утром, в девять часов сорок три минуты.

Я вспоминаю те времена, когда мы ездили в Индианаполис в то замечательное местечко, где ели пиццу. Там еще играл орган, который торчал прямо из пола. Кейт тогда было лет одиннадцать, мне десять, а Декка была еще младенцем. Там была мама. И папа тоже. Когда играл орган – да так громко, что все на столах дрожало, – начиналось световое шоу. Помните? Оно напоминало северное сияние. Но больше всего мне запомнились вы сами. Мы были счастливы. Мы были добропорядочной семьей. Все вместе и каждый по отдельности. Эти добрые времена ненадолго исчезли, но они возвращаются. Мама, сорок лет – это не очень много, и ты совсем не старая. Декка, в грубых словах иногда тоже кроется своя красота. Дело только в том, как ты их прочитаешь. Кейт, будь осторожна со своим сердцем и помни, что ты лучше, чем какой-то там парень. Ты одна из самых лучших. Вы все такие.

– Я подумала, может быть, ты знаешь, почему он все это написал. Или, может быть, что-то слышала о нем.

– Нет, не знаю. Мне очень жаль. – Я возвращаю ей распечатку и обещаю сообщить сразу же, если каким-то чудодейственным образом он все же решит связаться со мной. Она уходит, и я запираю за ней дверь. Я прислоняюсь к двери спиной, чувствуя, что мне не хватает воздуха.

Мама спускается ко мне, ее брови нахмурены, она встревожена:

– С тобой все в порядке?

Я готова ответить, что да, конечно, но в этот момент чувствую, что сгибаюсь пополам. Поэтому я просто обнимаю ее, положив голову ей на плечо, и мы стоим так несколько минут, пока ее тепло обволакивает меня. Потом я поднимаюсь к себе, включаю компьютер и захожу в «Фейсбук».

У меня появляется новое сообщение, отосланное в девять часов сорок семь минут, ровно через четыре минуты после того, как он отправил письмо своим родным.

Эти слова написаны в «Волнах»: «Если бы синь осталась навсегда, если бы прибежище стало вечным, и этот момент стал вечным. Я чувствую, что сияю в темноте. Я в боевом строю. Я подготовлена. Это лишь краткая пауза, темный момент. Скрипачи подняли свои смычки. Это мой призыв. Это мой мир. Все решено и все готово. Я ухожу корнями в землю, но я теку. «Иди ко мне, – говорю я. – Иди».

Я пишу единственные слова, которые сейчас приходят в голову: «Оставайся, – говорю я. – Оставайся».

Я проверяю компьютер каждые пять минут, но ответа нет. Я снова звоню ему, но его голосовая почта по-прежнему переполнена. Я вешаю трубку и звоню Бренде. Она отвечает после первого же гудка.