– Ты сводишь меня с ума. Ты сводишь меня с ума вот уже несколько недель подряд.
Мои губы касаются ее шеи, она задыхается, и вот она произносит:
– Боже мой, где это мы?!
Она хохочет, я тоже смеюсь, она целует меня в шею, и я чувствую, как будто все мое тело сейчас взорвется. Ее кожа теплая и такая гладкая. Я провожу ладонью по изгибам ее бедер, а она покусывает меня за ухо, и потом моя рука проскальзывает между ее животом и джинсами. Она сильнее прижимается ко мне, и когда я начинаю расстегивать ремень, она осторожно отстраняется от меня, и только теперь я понимаю, что готов разбить себе голову о стены Гаденыша
– Прости, – шепчет она.
– Но ты ведь столько времени была с Райаном.
– Мы близко подошли к этому, но ничего не произошло.
– Правда? – Я глажу ее по животу.
– Неужели в это так трудно поверить?
– Это же Райан Кросс. Мне казалось, что девочки перестают быть девочками от одного только взгляда на него.
Она шлепает меня по руке, потом кладет свою ладонь на мою, на ту самую ладонь, которая лежит у нее на животе, и просит:
– Только не сегодня, хорошо?
– Спасибо и на этом.
– Ты меня понял.
Я беру ее кофточку и передаю ей, потом натягиваю свой свитер. Она одевается, а я смотрю на нее и говорю:
– Когда-нибудь, в один прекрасный день, Ультрафиолет.
По-моему, она выглядит немного разочарованной.
Вернувшись домой, я понимаю, что переполнен словами. Словами будущих песен. Словами о тех местах, куда мы направимся с Вайолет прежде, чем мое время закончится, и я снова засну. Я пишу и никак не могу остановиться. Впрочем, я не хочу останавливаться, даже если бы и смог это сделать.
Внезапно происходит какой-то сбой во времени, и я осознаю, что больше ничего не записываю, а бегу. Я до сих пор одет в старый черный свитер, потертые синие джинсы, кроссовки и перчатки. И тут я внезапно понимаю, как болят у меня ноги, но я уже достиг Сентервилля, а это соседний с нами городок.
Я снимаю обувь и шапку и иду домой пешком, потому что чувствую себя измотанным. Но мне хорошо. Я устал, но я живой, и я нужен.
Я иду сквозь черную ночь Индианы под звездным небосводом и думаю над словами «изощренно, с мыслью об эйфории». Они достаточно четко определяют мои чувства к Вайолет.
Впервые мне хочется быть именно Теодором Финчем, тем самым парнем, которого она видит каждый день. Он понимает, как надо быть изощренным и вызывать эйфорию. Она видит и сотни других людей, большинство из которых дефектные, частично испорченные, частично фрики. А этот парень хочет быть ненавязчивым. Он не желает никого волновать и беспокоить. Может быть, в основном из-за того, чтобы самому оставаться беззаботным. Этот парень полностью принадлежит миру, целиком и полностью. Он – это именно то самое, кем я действительно хочу быть. Мне хочется, чтобы моя эпитафия звучала так: «Парень, которого любит Вайолет Марки».