Ты не знаешь меня

— Хорошо, — он входит на кухню. Я встаю, подхожу к нему и послушно чмокаю в щеку. От него пахнет алкоголем и духами, тяжелый запах. Я побыстрее отхожу подальше, переживая, что он может почувствовать на мне запах Ноя, он рассеянно потирает щеку и поворачивается к матери. Когда я была маленькой, то в какой-то момент почему-то решила, что ему не нравится, что я целую его в щеку, он все время ее потирал после моего чмокания, и я перестала это делать, тогда он посмотрел на меня своими холодными глазами и спросил, почему я не поцеловала его как обычно. «Никогда не забывай целовать своего папу», — сурово сказал он мне.

— Василий сегодня днем прилетит из Москвы, — говорит папа бабушке, — и он привезет тебе Ptichie Moloko из ресторана «Прага».

Ptichie Moloko торт, изготовленный из французского зефира и сверху залитый шоколадом. Он король всех российских десертов и любимый торт бабушки.

Бабушка смотрит на меня и улыбается, но ее улыбка не доходит до глаз.

— О, хорошо. Никто не делает настоящий торт, как в ресторане «Прага». Остальное всего лишь пластиковый заменитель.

Я начинаю краснеть. Отец переводит на меня взгляд.

— Ты краснеешь. Почему?

Я с трудом сглатываю.

— Оставь ребенка в покое, Никита. Она краснеет из-за назначенной примерки, — говорит ба, потянувшись за чашкой чая. Она спокойно делает пару глотков холодной жидкости.

Папа хмыкает.

Баба никогда не перестает меня удивлять своим тоном, как она разговаривает с сыном. С человеком, который заставляет дрожать взрослых мужчин. Он никогда не поднимал на меня руку. Ему было и не нужно. Единственный раз я увидела жестокое и пугающее в его лице, когда вернулась домой из школы и назвала его Daddy (папочка), также, как делали все другие дети в школе, где я училась. Он так резко повернулся ко мне, словно кобра перед атакой.

— Почему ты меня так называешь? — так тихо спросил он, что я чувствовала, как у меня по рукам поползли мурашки. Если бы кто-нибудь наблюдал за нами со стороны, то подумал бы, что я употребила слово на букву F.

Мне показалось, что он, должно быть, ослышался.

— Daddy, — повторила я.

— Я тебе не Daddy. Я твой папа. Никогда не пытайся походить на тех жалких идиотов, с которыми ты ходишь в школу. Ты можешь тусоваться с ними и притворяться, что ты одна из них, но никогда не забывай, что ты русская и только русская. У тебя в венах течет моя кровь. Больше никогда не хочу слышать, что ты решила изменить русским традициям, сменив ее на что-то другое.

Он полностью игнорировал мое английское наследия, которое мне досталось от мамы. Конечно, я не стала напоминать ему об этом, поскольку мама как-то сказала мне: «Не буди спящую собаку. Разбудишь, она укусит тебя».

— Да, папа, — тут же ответила я, и с тех пор никогда не делала ничего подобного, чтобы заслужить такой мягкий, угрожающий тон.

На кухне вдруг становится тихо.

— Ночь была слишком длинной. Я пойду спать, — говорит папа в напряженной тишине.

— Спокойной ночи, папа, — отвечаю я и делаю шаг вперед, снова целуя его в щеку. Мой отец протягивает руку и убирает тонкую травинку с рукава моего кардигана, бросив ее на пол. Я от страха просто деревенею, но он не придает этому значение, разворачивается к двери. Я заторможено наблюдаю, как он выходит за двери, с облегчением слышу звук удаляющихся шагов по мраморному полу, который эхом разносится по пустому дому.

— Думаю, мне лучше пойти в свою комнату. Сергей ждет, — говорю я бабушке.

Она кивает.

Я наклоняюсь за черным пакетом, но она вдруг хватает меня за руку. У нее настолько сильная, стальная хватка, меня это всегда удивляет, я поднимаю на нее взгляд. Что-то странное и темное таится в ее глазах.

— Solnyshko, если ты будешь игнорировать свои мечты, они прихрамывая уйдут от тебя умирать печальной смертью, — предупреждает она.

12. Таша Эванофф

Двигаясь по дому с высоким потолком, позолотой, колоннами, явными крайностями моего отца, и стуча каблуками по мрамору, я испытываю, с одной стороны, освобождение, что все осталось позади, но в то же время чувствую себя странно пустой, словно какую-то часть себя оставила в доме у Ноя, причем важную часть себя.

Я поднимаюсь в свою комнату, открываю дверь и на меня тут же налетает мой любимый четырехлетний голубой доберман Сергей, набрасываясь всем своим холеным телом. Я приседаю, хотя я тщательно вымыла лицо и все тело, он вдруг останавливается и обнюхивает меня с любопытством.

— Знаю, — шепчу я. — Я была с мужчиной, красивым, сильным, властным мужчиной.

Сергей замирает и нюхает, потом нежно начинает облизывать мое лицо, как будто он понимает, что мне грустно. Я крепко обнимаю его.

— Ах, Сергей, Сергей, что мне делать? Я никогда не думала, что все будет так. Я думала, что все, что я себе на придумывала может провалиться и у меня ничего не получится. Мне казалось, что он обычная эгоистичная скотина, а он был просто великолепен. Просто великолепен. Непередаваемо великолепен.