Конечно, и в этих чертовых грязных разговорах она выглядит очень
натурально.
— Не только мой рот. Я не могу дождаться, когда ты заполнишь каждое
отверстие моего тела своей горячей спермой.
Она продолжает двигаться, а я начинаю вбиваться жестче и сильнее в
ее сладкую киску, пока нас не накрывает ураган нашей кульминации.
7.
Таша Эванофф
— Ты проголодалась? — спрашивает он.
Я усмехаюсь.
— Я думала, ты никогда не спросишь.
Он улыбается, и я вижу насколько он становится красивым. Я никогда
не видела его широкую улыбку. Он завораживающе красив.
Он ничего не говорит, поднимается в вертикальное положение и голый
направляется в гардеробную. Возвращается оттуда в спортивных штанах по
колено и рубашкой.
— Надень ее, — говорит он, протягивая мне.
Я надеваю и засучиваю рукава.
Он смотрит на меня.
— Что? О чем ты думаешь? — интересуюсь я.
— Насколько ох*ительно ты выглядишь.
Я краснею от его слов, а он смеется.
— Пойдем, — говорит он, выходя из спальни. Мы босыми ногами шлепаем
по полу, спускаясь вниз.
— Что есть поесть? — спрашиваю я, отодвинув кремово-желтый стул.
Его кухня выглядит так, словно ее не пользуются. Все здесь сверкает
новизной и чистотой.
— Не знаю, — отвечает он, открывая холодильник.
— Ты не знаешь? Кто же все покупает? — с любопытством спрашиваю я.
— Приходящая женщина пополняет мой холодильник и шкафы.
Я встаю и присоединиться к нему у холодильника. Мы вместе изучаем
его содержимое. Здесь много всего — свежие овощи, салат в полиэтиленовом
пакете, различные сыры, мясо, рыба, баночки с приправами и контейнеры с
уже приготовленной едой.
— У тебя есть Khachapuri, — восклицаю я, мой живот урчит при мысли
о лепешке, заполненной внутри различными сырами и яйцом. Мммм…
— Мы съедим одно? — интересуется он.
— Одно? Я не буду с тобой делиться. Тебе придется разогреть еще и
для себя.
Он улыбается, опуская глаза на меня, и на секунду отражается какая-
то нежность в его взгляде, но тут же пропадает и на смену приходит
отстраненность.
— Хорошо, мы разогреем два. Я просто подумал, что, возможно, ты
захочешь сохранить местечко для Morozhenoe, — поясняет он посмеиваясь.
— Morozhenoe? — эхом повторяю я, глаза загораются. Я люблю русское
сливочное Morozhenoe.
— Э-э... да, — отвечает он, взяв два Khachapuri и положив их на
мраморную столешницу.
— О, мой Бог. В полночь праздник с Morozhenoe. Всегда, когда я
ездила в Москву, первое что покупала — это Morozhenoe. Теперь я знаю, что
оно у тебя есть, и мне придется бывать здесь чаще, — со смехом говорю я, и вдруг ловлю себя на мысли, что только что сказала.
Выражение его лица не меняется, пока он распаковывает Khachapuri.
— Хочешь, я сверху разобью яйцо?
— Да, — тихо отвечаю я, возвращаясь на свой стул. Настроение у меня
уже испортилось.
Я наблюдаю, как он разбивает два яйца на хлеб в форме лодки, себе и
мне, и ставить их в духовку. У него большие сильные руки, на них
вытатуированы звезды. Я вспоминаю, как эти сильные, загорелые руки
бродили по моему телу, и сама мысль возбуждает меня, заставляя захотеть,
чтобы он опять оказался внутри.
— Ты не часто сам готовишь, не так ли? — спрашиваю я.
— Почти совсем не готовлю.
— И что же происходит со всей едой, которую ты не успел съесть?
Он небрежно пожимает плечами.
— Думаю, Ирина забирает ее к себе домой.
Я киваю, по у меня по телу проходят мурашки. Когда я попросила его
об одной ночи, мне даже не прихошло в голову, что у него может быть
девушка. Я все время видела его одного и наивно полагала, что у него
никого нет. Неужели у меня только что был секс с чьим-то парнем?
— А кто такая Ирина? — как бы небрежно интересуюсь я.
Он хмурится.
— Моя домработница.
— Какого рода?
— Все сложно.
— Сложно, потому что она твоя девушка?
Он удивленно поглядывает на меня.
— Нет, у меня никого нет.
Получить от него какую-либо информацию, словно выдавливать воду из
камня, но его ответ вызывает у меня облегчение, мне странно, что я так
реагирую. Он открывает морозилку и достает бутылку водки Tovaritch —
любимую марку моего отца. Поставив локти на гладкую холодную поверхность,
я упераюсь подбородком в ладони, наблюдая, как он наполняет две маленькие
стопки.
Он ставит их на стол передо мной.
— Я не хочу пить, — говорю я.
— Хочешь, я дам тебе сырое яйцо?
Это русская традиция. Если вы не хотите опьянеть, то перед началом
стоит выпить сырое яйцо. Я отрицательно качаю головой.
— Выпей залпом и выдохни, — советует он.
— Поняла, — говорю я и беру стопку.
— Vsego khoroshego! — добавляет он.
Я останавливаюсь с поднятой стопкой. Его слова могут означать
«Всего наилучшего!» или же «До свидания».
Он видно понял причину моей нерешительности.
— Всего наилучшего, — говорит он по-английски.
— Всех благ, — вторю я ему, хотя мне кажется, что это не так. Мне
кажется, он прощается со мной таким образом. Я опрокидываю рюмку, водка
плавно скользит вниз по горлу.
Он открывает духовку и вкусный запах горячего хлеба наполняет
кухню. Мы садимся за стол и начинаем есть. Мне кажется он больше
наблюдает как я ем, нежели ест сам.
— Ты не проголодался? — спрашиваю я.
— Я проголодался, но не по еде.
Когда я закончила с Khachapuri, он накладывает мороженое в две
пиалы.