Ты ненадолго уснешь...

Улыбка Хоуп была заразительной, в нее хотелось верить и присущей врачам фальши, призванной внушать пациентам не лишнюю надежду, в ней не чувствовалось.

    -  Лучшая похвала, что я слышала. Кстати, вот и он!

В операционную зашел Альберт Ванмеер. Доктор был в полном «обмундировании» и половину лица скрывала маска, но вечно улыбающиеся глаза, которые украшали морщинки в уголках, расходящиеся веером к вискам, действовали на Джил, как лошадиная доза успокоительного. Пресимпатичный доктор, которому невероятно шла седина на висках ни разу не позволил Джил увидеть его истинный характер, как впрочем, и остальным пациентам, удачно балансируя на грани раздвоения личности, потому что персонал медицинского центра, от Альберта Ванмеера шарахался в ужасе и трепетал, только от одного упоминания его имени.

Две медсестры, принялись обмывать тело роженицы, а Хоуп стянула перчатки с рук и выкинула их в бак около двери, вместе с тонким одноразовым халатом. Едва она вышла в коридор, с ее лица слетела улыбка, будто она тоже была атрибутом для хирургического вмешательства, который теперь был полностью использован и больше не нужен.

     - Рад Вас видеть, Джил? Как себя чувствуете? - доктор Ванмеер подошел к пациентке с правой стороны и краем глаза глянул на монитор, который красовался рядом кривых линий и показателей давления и пульса.

    -  Слабость и небольшая одышка, но это от нервов, - отчиталась Макдуган.

Женщина выглядела изможденной и Альберт ей подбадривающе улыбнулся.

     - Это нормально! Джил, но мы должны понаблюдать за Вами и поэтому перевезем в палату интенсивной терапии, чтобы подстраховаться.

     - А как же мой малыш? - тревога зазвучала в голосе Джил и она с надеждой посмотрела на Хоуп, которая обещала, что ребенок будет рядом с ней.

     - Вам будут привозить его несколько раз в день, но, Джил.... Нет, нет, смотрите на меня! Все в порядке, - доктор Ванмеер сконцентрировал внимание пациентки на себе, чтобы она вспомнила о  договоренности не нервничать. - Вы будете ощущать слабость и не сможете его даже поднять. Ваш супруг уже здесь, он сейчас в детском отделении, прилип к окну и ждет, когда ему покажут сына. К Вам я его еще не пущу, пока мы не проведем ряд процедур. Брайан в нетерпении и просил передать, что очень сильно Вас... любит.

Последнее слово далось доктору Ванмееру особо тяжело и присутствующие в операционной люди странно косились на него, в то время, как он заметно хмурился и выглядел слегка растерянным. Нежности в список добродетелей Альберта Ванмеера если и входили, то скрывали тщательно и прилюдно полировались только его воображаемые клыки и когти, которыми он был готов растерзать любого растяпу за самую ничтожную оплошность, даже, тех, кто не попадал под его субординацию.

    - Мы готовы, доктор Ванмеер, - доктор Макдуган уверенно кивнула, и не теряя драгоценного времени, каталку вывезли из операционной.

    - Хоуп, когда сдашь смену, я жду тебя в моем кабинете.

     - Да, доктор Ванмеер.

Работа в столь крупном медицинском центре была весьма престижна, и не смотря на то, что профессия хирурга все меньше привязывалась к родословной, семейство Ванмееров пользовалось уважением хотя бы потому, что отец ни разу не поспособствовал дочери в продвижении ее карьеры или облегчении условий работы в резидентуре. Более того, он советовал ей самых жестких и требовательных наставников, руководствуясь тем, что они не гонятся за популярностью и заставляют оттачивать навыки и знания до идеала, который, впрочем, никогда не сможет быть достигнут. Истинный хирург всегда ищет возможность совершенствоваться и учиться.

Конец смены для Хоуп сегодня стал невероятно удачным и радостным.

Но вот, хорошее настроение дало трещину. Хоуп знала, что отец никогда не примешивает в работу сантименты. Исключением были только тяжелые или безнадежные случаи, когда скупой на эмоции Альберт Ванмеер рассказывал своим пациентам о важности поддержки близких, что их участие настраивает на положительный лад и упоминал о том, что лично ему, всегда придают сил мысли о его дочери Хоуп.

Жалеть кроху Сэмюэля Говарда Хартлоу, Хоуп не собиралась. Жалость не помощник врачу, даже не подспорье. Оно тянет за собой убийственные эмоции, слезы, вопросы, с которыми люди ходят в церковь, и на которые не получают ответы, а потом, как следствие, эту пустоту заполняла ненависть ко всему миру.

Смерть в стенах больницы была врагом, но не литературно страшным, а тихим, с которым каждый день приходится встречаться и вырабатывать в собственном организме иммунитет к постороннему горю, как и желание отобрать у этой жадной скотины хотя бы одну человеческую жизнь.

Хоуп постучала в дверь кабинета, на которой красовалась золотистая табличка с именем ее отца и услышала тихое приглашение войти. Она успела переодеть только униформенную рубашку, оставшись в широких больничных брюках и чистой футболке.