Савина знала, что она очень привязана к Тому. До того как открыть лавку, Астер занималась всем понемногу, была и воспитательницей, и аниматором в досуговом центре, и няней — словом, бралась за все работы, связанные с детьми и оставлявшие время для ее истинной страсти. Сказочница!
— Ешь, пока не остыло, — посоветовал Нектер.
Савина старалась не морщиться, но Астер читала по выражению лица не хуже, чем по линиям руки.
— Отстань от нее, ты же видишь, она не хочет есть. Налей ей лучше вина. Что-то не так, дорогая моя?
Поколебавшись, Савина решила выложить все. С кем же ей еще поделиться, если не с Астер и Нектером? И она не торопясь, почти дословно повторила свой ночной разговор с Мадди Либери. В завершение сказала:
— Мадди Либери — хороший врач, в этом сомнений нет. Это сильная, независимая женщина, и голова на плечах у нее имеется. Вот потому-то одна вещь меня и смущает. Я могу понять, что она и за десять лет не оправилась после смерти сына. Но почему она крутится около другого мальчика? Неужели она вообразила, будто это ее сын? И до такой степени убедила себя в этом, что готова наделать непоправимых глупостей…
Астер крутила на руке свои браслеты из деревянных бусин.
— Знаешь, Савина, можно быть очень рассудительным человеком, разумным, образованным, просвещенным… и не смириться с гибелью души. Не смириться с тем, что все умирает, все гниет, все в конце концов становится в земле пищей для червей. Можно абсолютно серьезно считать, что нечто — душа, сознание, дух — остается жить. И даже найти подтверждение этому с научной точки зрения.
Она потерла шею, словно медное ожерелье было слишком тяжелым, и решительным тоном обратилась к брату:
— Ники, да убери ты от нее эту чертову тарелку с потрохами! Ты что, не видишь, что ее от них тошнит? И принеси ей сыра и колбасы.
Савина как зачарованная смотрела на странное украшение Астер: спираль из обычной медной проволоки заканчивалась более толстым позолоченным стержнем.
— Астер, объясни мне, — попросила она, — я хочу разобраться.
— В чем?
— Во всем этом. Реинкарнация, карма, переселение душ.
Нектер тщательно завернул тарелку с рубцом в пищевую пленку и, несмываемым фломастером надписав дату и время, убрал в холодильник. Астер гипнотизирующим взглядом колдуньи вперилась в глаза Савины и заговорила:
— Не стану забивать тебе голову индуизмом и прочими религиями, вряд ли это тебя интересует. Но ты можешь набрать в Википедии имя профессора Стивенсона. Он изучил тысячи собранных по всему миру свидетельств детей, уверяющих, что помнят свои прежние воплощения.
И Астер подробно рассказала о «модели Стивенсона», о физических аномалиях у детей, родимых пятнах, необъяснимых талантах или фобиях, травмах прежней жизни, нередко завершившейся ранней и насильственной смертью.
— Это все всерьез, не треп? Этот Стивенсон, он в самом деле профессор? У него есть лаборатория? Ему можно верить?
— Что значит — можно ли ему верить?
— Ну, верить его рассказам. Эти свидетельства правдивы или нет?
— А как, по-твоему, можно определить, что правда, а что нет?
— Не знаю… Думаю, если большинство во что-то верит, тогда это скорее правда, чем ложь.
— Тогда если взять всех индуистов и буддистов, прибавить к ним четверть всех европейцев и почти треть американцев, то получится, что большинство людей верят в реинкарнацию. Они убеждены, что тело — всего лишь оболочка, а наша душа продолжает жить.
— И меняет оболочку, когда та изнашивается, да? Это и есть реинкарнация? Душа, как блоха, перескакивает с человека на человека или на собаку, с собаки — на кошку, с кошки — на крысу? Все так просто?
— Нет, не так просто. Это долгое путешествие. Путешествие, о котором у нас, как правило, никаких воспоминаний не остается. Разве что все пойдет не так…
— Как это — не так?
Нектер поставил на стол тарелку с колбасами и доску с овернскими сырами: с голубой плесенью, фурм, канталь и, само собой, сен-нектер.
— А вот этого, милая моя, — ответила Астер, покрутив свою медную подвеску, — не знает никто. Это тайна! Почему одни души возвращаются, а другие нет? Почему одни изо всех сил стучатся в мозг, чтобы о них вспомнили, а другие таятся или искусно влияют на нас, оставаясь незамеченными? Ты же понимаешь, о чем я говорю? Инстинкт, интуиция, шестое чувство…
Савина нехотя надкусила ломтик ветчины.
— У твоего Стивенсона есть на этот счет своя теория?
— Да. По его мнению, если оставить в стороне свидетельства, неотделимые от фантазий, остаются три неопровержимых доказательства реинкарнации: родимые пятна на теле, фобии и ксеноглоссия.
Нектер, стоявший позади них, присвистнул.
— Ух ты… Если доктор Либери рассказывает правду, все три лошадки пришли первыми!
— И чем сильнее проявляются эти доказательства, — продолжала Астер, не обращая внимания на иронию брата, — тем более жестокой была гибель в прежней жизни.