Ты обещала не убегать

— А может ради тебя? — сложно сказать, что именно заставило меня осмелеть: мой скорый вылет, опасность, висевшая прямо перед носом, или проблемы Лероя. Но, не подбирая красивых слов, я высказала отцу все на чистоту:

— Мы жили с Тимошей замечательно, а ты взял и все испортил в один миг! Твоя жизнь в вечной злости и желании отомстить — это твой выбор. Не мой. Мне ты так и не дал права выбора, в очередной раз решив за меня: как, где и с кем мне жить! Мне не нужны деньги этого старика. Моя бы воля, я все вернула бы ему до последней копейки, лишь бы и дальше иметь возможность свободно и без оглядки ходить по улицам с сыном. А теперь ты силком впутал меня в свои жестокие и бессмысленные игры. Что дальше? Сидеть и ждать в красивом месте, когда Ермолаев осмелиться нарушить ваш уговор и доведет дело Федора до конца? Или может от ничегонеделания без конца дрожать за сына, за тебя, за маму, за Лероя? За что ты устроил мне такую жизнь?

— Хватит, Ксюша, — прорычал отец. — Спорить с тобой у меня нет времени. Что сделано, то сделано. Пока не усмирю Ермолаева, будешь жить вдали от Парижа тихо и неприметно. Поняла меня? Два дня у тебя есть, чтобы собраться.

Тон отца не терпел возражений, да и спорить с ним, что со стеной — глупое и неблагодарное занятие. Не говоря ни слова, я просто развернулась и ушла.

— Два дня, — донеслось мне в спину.

К слову, это время пролетело незаметно. Да и что такое "два дня"? Но даже их я пыталась заполнить радостью и приятными воспоминаниями. Жюли я отпустила сразу. С Реми попрощалась, как только он привез нас к дому. Отключила телефон и 48 часов своей жизни полностью посвятила сыну. Мы много гуляли, читали, играли. Вместе засыпали и просыпались, строили башни из пены в ванной и ловили солнечных зайчиков по утрам. А я пыталась каждое мгновение сохранить в памяти, опасаясь потерять всё в один безумный миг.

В понедельник вечером в нашем небольшом доме на окраине Парижа, где в это самое время мы с Тимошкой уплетали блины со сгущенкой, раздался стук в дверь. Не звонок, как обычно. А именно стук, который практически слился воедино с громким стуком моего сердца — за нами приехали, как и обещал Горский.

Оставив ничего не подозревающего сына в столовой, подошла к входной двери и, затаив дыхание, открыла.

— Ты? — пискнула от неожиданности.

— Ага, привет, Ксюш! — сказал мужчина напротив. — Готова к приключениям?

30. Беллано

— Неужели Горский тебя все-таки переманил?

Миронов сидел напротив меня и с удовольствием макал блин в сгущённое молоко.

— Нет, Ксюх, не дождетесь! — облизнув пальцы, ответил Гена. — У нас с ним слишком разные взгляды на жизнь, чтобы работать вместе.

После отъезда Соболева в Москву Миронов принял решение выйти на пенсию и полностью посвятить себя семье. Ехать за отчимом он не решился: слишком многое крепко держало на прежнем месте. Но и работать на Горского он не хотел, сколько бы тот не предлагал. И сейчас я отлично понимала почему.

— Тогда, что ты здесь делаешь?

— Помогаю твоему отцу первый и последний раз в жизни, Ксюх. Заметь, абсолютно безвозмездно, ну, если не считать блинов, — Миронов взял еще один и, смачно обмакнув его в сливочное лакомство, попытался целиком засунуть в рот, что вызвало у Тимошки бурю радости.

Ехать до пункта назначения со слов Гены было не так долго, поэтому поездку решили перенести на утро, а оставшийся вечер посвятить приятному общению. Не смотря на то, что с Мироновым мы виделись буквально несколько дней назад на маминой свадьбе, тем для разговоров у нас было хоть отбавляй.

Уложив Тима спать, до поздней ночи болтали с Геной о Гришке и Софье Александровне, моей маме и Соболеве, Лерое и Горском. Мы обсудили, казалось бы, все на свете. Когда ночь полностью поглотила город, а глаза потихоньку начали слипаться, Гене удалось убедить меня немного вздремнуть перед дорогой, хотя я и сама понимала, что Миронову с утра за руль и нужно отдохнуть.

Проводила его до спальни и хотела было отправиться к себе, как голос Гены заставил остановиться:

— Я разговаривал с ним не так давно.

Замерла возле порога, не решаясь обернуться. О ком шла речь, я прекрасно понимала. Был только один человек на разговоры о котором мы с Геной наложили запрет еще три года назад.

— Не хочу ничего о нем слышать, Ген, — сухо ответила Миронову. И это было правдой.

— Знаю, Ксюх. И отлично тебя понимаю, но…

— Без "но", Ген, — перебила мужчину. — Тимура в моей жизни больше нет.

— И все же выслушай…

— Спокойной ночи, — так и не дав Миронову договорить, убежала к себе.

А ранним утром мы отправились в путь. Загрузили в арендованную Геной машину пару чемоданов и поехали в неизвестность. Миронов, как специально до последнего держал интригу, даже не давая намеков о конечной цели нашего путешествия. И лишь, когда впереди начали виднеться снежные вершины Альп, в голове стали появляться догадки.

— Ген, и все же Италия? Да?

— Да, Ксюш, — отпираться было уже бессмысленно.