Ты отдашь все!

– К тому же, зачем ему компьютер, по большому счету, если он там целыми днями сидел за баранкой? – добавила Марина. – Здесь, правда, у него был компьютер, но Лева его продал перед отъездом.

– Что ж, это, видимо, существенно увеличило его капитал, – улыбнулась я, и мы прошли в музей.

Умиротворенная атмосфера, царившая среди застекленных витрин с экспонатами, действовала успокаивающе и никак не настраивала на жесткий разговор. Она, скорее, способствовала погружению в сонную медитацию, в размышления о бренности бытия, уносила мысли в глубину веков и заставляла всерьез задуматься о вечности. Кто знает, может быть, экстравагантность господина Гайворонского идет отсюда, от этих неживых предметов, которые, однако, многое могли ему поведать о мирах, весьма далеких от действительности? А отзываются о нем как о хорошем специалисте своего дела. Значит, он просто обязан жить не реальностью, навязываемой ему извне, а погружаться в эти древние миры, уже давно не существующие.

Я подошла к миниатюрной, по виду, очень интеллигентной женщине, в очках, с черными волосами и выразительными, полными почти что детской восторженности, глазами.

– Скажите, пожалуйста, где можно найти директора? – спросила я.

– Директора? Всеволода Олеговича? – с придыханием уточнила Дюймовочка. – Это по коридору, налево, а потом – направо.

И плавным жестом, похожим на взмах крыльев белого лебедя, она указала мне и моим спутникам дорогу. Мы поблагодарили музейную работницу и пошли в указанном направлении. Вскоре я открыла обитую кожей дверь, на которой красовалась отдраенная до блеска металлическая табличка «Гайворонский В.О.».

Директор музея сидел за столом и что-то сосредоточенно мастерил. Перед ним лежали клей, листки цветной бумаги, рядом громоздились какие-то дощечки, клещи и плоскогубцы. Он напевал себе под нос знаменитое «Семь сорок», немилосердно перевирая мотив. До наших ушей доносилось веселое: «Ня-а-няня-няня-няня-ня-а-няня...» При этом вид у музейного работника был довольным, как у ребенка, получившего долгожданную игрушку. Я подумала, что ему для полного счастья лишь недостает игрушечной железной дороги с чухающим по ней паровозиком – под столом.

– Добрый день, Всеволод Олегович, – вежливо обратилась я к директору, проходя в кабинет без приглашения.

Вслед за мной в кабинет просочилась и семейная пара Заботкиных.

Гайворонский удивленно воззрился на нас и церемонно спросил:

– Чем обязан такой внушительной делегации?

– Мы пришли поговорить все на ту же тему – об убийстве Льва Маркова, – объяснила я.

– Что, есть какие-то новости? – обеспокоенно спросил Всеволод Олегович, мгновенно оставив в покое свою поделку.

– Новости есть. Прежде всего они заключаются в том, что бандит Горячий терроризирует нас, – с укором в голосе сообщила ему Марина. – По вашей, кстати сказать, милости!

– И вы еще смеете говорить об этом?! – принимая невообразимо напыщенный вид, возопил Гайворонский. – По вашей милости погиб Лева, а то, что я сообщил об этом его брату, – цветочки по сравнению с вашим недостойными действиями!

– Всеволод Олегович, у вас все-таки нет оснований обвинять господ Заботкиных в убийстве, – поспешила вмешаться я.

– Вообще-то, хочу вам заметить, Сева, – вступил и Максим, – что вы действительно берете на себя слишком много! Я, вообще-то, мог бы принять меры, чтобы оградить себя и свою жену от ваших абсурдных действий, но все-таки мне хотелось бы поговорить с вами с позиций старого друга.

– Сева, похоже, уже не считает нас своими друзьями, – с некой горечью вставила Марина.

– Я всегда считал вас друзьями! – заявил Гайворонский.

– И по этой причине ты сообщил Горячему, что мы были должны Леве деньги? – негодующе воскликнула Марина. – Более того, ты сделал все, чтобы он приперся к нам домой!

– Вы не любили Леву, – таким тоном, словно это было величайшим преступлением в мире, проговорил Гайворонский.

– Да твой Лева, – не выдержал Максим, – вообще раззванивал про нас всякие небылицы!

– А вы о нем стихи оскорбительные сочиняли! – выпучил глаза Всеволод.

– Ладно, это все не имеет отношения к делу, – устав от взаимных обвинений Заботкиных и Гайворонского, заявила я. – Главная цель нашей встречи – это мое желание прочитать письма Льва к вам, Всеволод Олегович. Я думаю, в них содержится нечто такое, что могло бы вывести нас на убийцу.

– Вы ошибаетесь, – мрачно ответил директор музея. – Там нет ничего такого. Абсолютно ничего! Если бы что-то было, я бы давно уже сообщил милиции об этом.

– И, тем не менее, я бы хотела прочитать эти письма, – с напором повторила я.

– Это личные письма, – стыдливо отводя взгляд, сообщил Гайворонский.

– Я поняла, – кивнула я, уже уверившись в том, что в письмах содержится указание на гомосексуальную связь между Гайворонским и Марковым. – Но вы поймите и меня тоже – в деле об убийстве не может быть личного приоритета.

Гайворонский глубоко вздохнул и задумался.

– Они у меня дома, – наконец выдавил он.

– Отлично, мы можем поехать к тебе домой! – заявил Заботкин. – На машине это займет всего десять минут.

– Я на работе! – важно отрезал Всеволод Олегович.