Ты плакала в вечерней тишине, или Меркнут знаки Зодиака

— Но это же был не француз, — Настя сообразила, что нужно давить на национализм. Хотя… оставаться здесь ей на самом деле не очень-то и хотелось. Просто она устала жить нигде.

— А здесь уже скоро не останется французов. Происходит сущее смешение народов и рас, — заметил любопытный Пьер. — Впрочем это не важно. У нас равенство.

— Либерте, эгалите, фратерните, — вспомнила девиз Великой Французской революции Прокофьева, что означало в переводе с французского: «Свобода, равенство и братство».

— Да, фратерните, — улыбнулся Пьер. — Откуда ты это знаешь?

— В школе учили, — ответила Настя.

— Хорошо. Ты мне нравишься, — кивнул француз. — Когда идем регистрировать брак?

— Я думаю, что это нужно делать как можно быстрее, — сказал Валера.

— Тогда завтра с утра. Я могу.

Но в понедельник в мэрии был выходной, и поход туда пришлось перенести на среду, когда Пьер был свободен. Так Настя пару недель спустя с помощью Пьера и дополнительных денежных средств стала Анной Купала-Ниогре по документам. Деньги пошли на взятки чиновникам. С нее за этот брак Пьер не взял ничего, кроме обещания наведываться к нему иногда в гости.

Настало время подумать о собственном жилье. С помощью Пьера она нашла подходящий домик неподалеку от Тулузы и потратила часть денег Штайнера на то, чтобы его приобрести. Теперь ей не нужно было скитаться по чужим домам и можно было спокойно пожить на одном месте. Но потом и это Насте наскучило. Что-то снова тащило ее наружу из начавшего устанавливаться спокойного хода жизни.

Сине-зеленый камень, о котором Прокофьева уже и думать забыла, самым неожиданном образом напомнил о себе. В архиве исторического музея она случайно обнаружила картину с точным изображением копии камня, которым в XV веке была украшена чаша Грааля, хранившаяся в чешском замке Карлштейн. Этот камень как две капли воды был похож на тот, который Настя по привычке носила с собой в кармане брюк.

— Ничего себе, — вырвалось у Прокофьевой, — неужели это тот самый камень?! Надо же, как похож. Так вот ты откуда, зеленоглазый, — посмотрела она на своего спутника. Ей стало даже как-то веселей от предстоящей затеи снова двинуться в путь, чтобы узнать его историю до конца.

Предрождественская Прага встретила ее продрогшей пустотой.

— В Африку бы сейчас, — подумала Настя, ежась на холоде. Все-таки на юге Франции было значительно теплее в это время. Анна Ниогре немного не рассчитала с одеждой. До Рождества оставался ровно день, и горе-туристка отправилась искать приют на ночь в не очень дорогой гостинице. На улице Крыжикова ей посоветовали отель «Брно», и в нем как раз оказались свободные места. Настя оплатила номер на пару дней вперед, — она не знала на сколько здесь задержится, — и пошла искать супермаркет, чтобы укрыть свое тело от холода еще и во время прогулок по Чехии. Ближайший супермаркет находился на станции метро «Ангел». У самого магазина было не менее интересное название — «Била лабуть», что по-чешски означало «белая лебедь».

— Надо же, — подумала Прокофьева, — как красиво придумали. «Белая лебедь» на «Ангеле». Даже символично как-то.

В архитектурном отношении Прага была гораздо красивее Парижа. Но все же в ней, по ощущениям Насти, чего-то не хватало. Какая-то внутренняя пустота ощущалась в этом внешнем великолепии готических соборов и зданий.

«Вот тебе и Грааль — то дух, то камень, — пришло Насте на ум. — Но если камнем станет дух, то очерствеет все вокруг», — снова стали появляться рифмованные строчки. И Настя снова достала маленькую записную книжку и, записав стихотворение, подписала внизу: «Пришло 23.12.2008 года в Праге возле Карлова моста. 19.30».

— Что же меня так пушинкой по свету-то носит? — произнесла она вслух, хотя никого рядом не было. Спешащие куда-то пражане и неспешно прогуливающиеся туристы ее не замечали. А она не замечала их. В этом холодном мире Настя снова почувствовала себя одиноко. И ей захотелось заплакать, теперь уже не от боли и не от обиды, а просто от ощущения пустоты. Она стояла на Карловом мосту и плакала, сама не зная почему. Слезы градом лились из ее глаз, а плечи содрогались от рыдания.

— Что со мной? — промолвила Настя. — Не понимаю, что со мной происходит. Смех без причины — признак дурачины. А слезы — признак того же? Как это понимать? Что-то должно произойти или уже произошло? Или просто здесь место такое. И все это о чем-то говорит. Но о чем?

Ей захотелось обратиться к кому-то невидимому, чтобы спросить. Но она опоздала. Странные ощущения так же неожиданно оставили ее, как и нахлынули. Настя словно бы слегка протрезвела.

— Да, это она. Это Прага. Мистика какая-то… даже как-то не по себе, — произнесла она шепотом, словно боясь кого-то спугнуть.

Она почувствовала себя маленькой девочкой, заблудившейся в темном лесу. Срочно нужно было открыть глаза, дабы проснуться и избавиться от этого наваждения.