Ты плакала в вечерней тишине, или Меркнут знаки Зодиака

— Сытый голодному не товарищ, а все эти дерьмовые создатели русского рока ничем не отличаются от сытых обывателей, только заработки у них на духовной ниве. Жрут, пьют, трахают поклонниц налево и направо да еще о Боге заливают иногда. Какая фальшь! Какая ложь и весь этот базисный питерский рок, который пишется под диктовку этого самого то ли черта, то ли Бога, — проклинала она всех подряд.

Настя сплюнула. От никотина уже тошнило. В животе булькало. Хотелось есть и спать. О чем еще можно думать в ожидании утра, которое в любом случае не предвещало ничего хорошего. Злобная ругань хотя бы бодрила слегка, настраивая на боевой лад.

Почему у нее не было постоянного мужчины, она и сама толком не знала.

Еще на третьем курсе появился один разведенный доктор тридцати лет, который задурил ей мозги «астралом» и странствиями в другом пространстве. Где он там странствовал, она так и не поняла, но повелась на шлейф некой, как однажды выразился этот самый доктор, «пряной духовности».

На самом деле вся его «духовность» заключалась, как потом объяснила себе Настя, в неординарном походе к женскому полу, таким дурочкам, как она сама, которым он умело кружил голову ради нового сексуального опыта. Но Настенька тогда этого не понимала, хотя все подруги говорили ей о том же, — что ему на нее наплевать, — и велась по полной программе. Ей даже казалось очень продолжительное время, что ее чувства и есть любовь. Только любила, как оказалось, она то, что сама же и выдумала. А Арчи, как называли доктора приятели, жил своей жизнью, цепляя новых подружек и неплохо проводя с ними время, о чем Настя узнавала от общих знакомых, но все равно верила, что это наветы. Внутренний голос ее обманул, когда шепнул, что этот человек — ее неотъемлемая половинка, она и продолжала за ним бегать, наивно веря в то, что когда-нибудь они будут жить вместе.

Потом мамаша Арчи разменяла трехкомнатную квартиру в центре города, и ее сын оказался перед фактом ухудшения жилищных условий. Двухкомнатная квартира, по расчету матери отходила ее младшей дочери, которая, выйдя замуж, родила двойню, а комната в коммуналке — Арчи. Его такое мамашино решение жилищной проблемы не устраивало, и он срочно решил жениться, для чего и пригодилась одна из его старых пассий, разведенная, зато с квартирой в центре, Люська Крючкова. А Прокофьевой осталась дырка от бублика. На символическую церемонию расставания Арчи заготовил целую речь.

— Ты, знаешь, Настенька, я ведь в этой жизни не боец, — сказал он. — А вот Люська — боец, она будет и за меня сражаться. А мы с тобой всегда будем вместе, — указал он куда-то вверх пальцем.

«Что за бред, — подумала тогда Прокофьева, — и кого я в нем видела, он же просто инфантильный придурок».

Больше у Насти никаких серьезных привязанностей к мужчинам не было. Как пел бард Башлаков, с которым она однажды ехала в скором поезде «Петербург — Москва»: «Операция удалась — по удаленью любви».

И вот теперь, много лет спустя, сидя в темноте на питерской крыше, Настя вспомнила про Арчи и недоуменно покачала головой — неужели это было?

— Здравствуй, синяя птица. Не спится мне. Почему-то не спится, — пыталась она вслепую записать пришедшие на ум стихотворные строки.

Может, мрак добела раскалится. Злится он на меня, злится.

Тогда зло в добро превратится. Пускай злится, пускай злится.

«Записано на крыше дома на Васильевском острове. Петербург. В ночь с 14.09 на 15.09.2008 г.» — добавила она и спрятала блокнотик, который приобрела вместе со шмотками во время последнего посещения супермаркета.

Просидев на крыше еще несколько часов, Прокофьева снова спустилась на улицу. Уже светало. Нарощенные волосы можно было сорвать, — все равно ее в таком виде уже видели и могли опознать на улице. Но Настя потеряла где-то свое зеркало, поэтому оставила пока все, как было. Только слегка изменила прическу, заплетя волосы в косу, чтобы они ей не мешали.

У нее в багаже были три ствола и так и не выброшенная пижама. От пижамы можно было наконец избавиться, что она и сделала, выбросив пакет в урну. Лишним был и пистолет, из которого она стреляла в Васильева. В его обойме уже не было патронов. Настя решила, что спрячет его в более укромном месте.

Прокофьева миновала спортивный комплекс «Юбилейный», перешла мост, соединяющий Петроградскую сторону с Васильевским островом. По Большому проспекту проехала уборочная машина, обрызгав ее водой. Пересекая утренние пустынные линии Васильевского острова, направилась к кладбищу, справедливо полагая, что более укромное место она вряд ли найдет.

На самом краю кладбища Настя заметила заросшую густой травой канавку, куда и выбросила ненужный пистолет. Затем от нечего делать побрела в глубь кладбища, разглядывая кресты и памятники на могилах.

— Что, голубушка, заплутала? — спросил у нее старенький, сгорбившийся служитель небольшой часовни, расположенной в центре этого самого кладбища.

«Какой-то в самом деле персонаж Достоевского, — подумала Прокофьева, глядя на старичка. — В каком я веке?»