Ты плохо убил его, док!

— Валера! —  недоуменно поднял плечи Гольдин. —  Что с тобой, какие вертушки? Нет же никого! На смех же поднимут!

— На смех? Ишь ты, Кутузов недоделанный! Командую здесь я, а я страсть как не люблю, когда трупы разбегаются до меня: они потом оживают, мать их в лоб!

— Товарищ капитан! —   доложил радист. —  Вертушки будут через 15–20 минут!

— Тогда пошли! Первый взвод справа, второй слева, третий остается на месте, прикрывает огнем, если что. Вперед, мужики! Может, там и есть что, проверим!..

Гольдин верил в интуицию комбата, и тревога передалась и ему: противный холодок пополз под лопатками.

— Так, может, подождем вертушки?

— Вот ты, док, уже год воюешь, а мозги—  как у летёхи залетного! Вертушкам цели надо показывать? А где эти цели, ты их видишь? Я—  нет!

—  Так, может, их и нету вовсе…

— Есть, док, есть, я их жопой чую! Но ведь приказа прочесать и уничтожить к гребаной матери никто не отменял!

Взводы прошли уже полпути, оставалось всего метров триста, когда из-за развалин дувала справа застучал пулемет, защелкали по камням рикошетившие пули. В первом взводе шедшие первыми повалились, кто-то закричал, остальные быстро рассредоточились, залегли, открыли ответный огонь. И сразу слева, с невысокой горки, застучал еще один пулемет, расшвырял второй взвод, как шар кегли.

— Назад! К камням! Отходить назад! Отползайте, мать вашу! Комбат рванул ворот старой спецназовки-песчанки, разом отлетели все пуговицы.

— Радист, ко мне! Живо дай «Медведя»! Да не копайся, бля, живее!

— «Медведь» на связи!

— Медведь, я Барсук! Нарвались на засаду в точке два! Есть трехсотые и сто двадцатые! Количество точно неизвестно, но много! Прошу вертушки-восьмерки для эвакуации!

— Вертушки двадцать четвертые на подходе, восьмерки высылаю! Держись, Барсук!

Комвзвод-3 лейтенант Саша Черниченко с солдатом взобрались на гряду повыше, развернули автоматический гранатомет АГС-«Пламя». Два пристрелочных—  и очередь осколочных гранат подавила левый пулемет. Саша перенес огонь направо, но тут пуля из БУРа снесла полчерепа солдату, а очередь из автомата отбросила в сторону лейтенанта, он дернулся и затих. Гольдин рванулся к нему, но комбат схватил за шиворот, удержал:

— Не лезь, идиот! Стреляй! Ему уже не поможешь, а запасных врачей у меня нет! Здесь же полроты лежит!

Из-за горы вывалились МИ-24, похожие на хищных птиц с опущенными клювами. Комбат ракетой выстрелил в дувал, ведущий летчик качнул крылышками—  понял, мол, —   вертолет полыхнул огнем, и от дувала осталось только легкое облачко пыли.

Через минуту все было кончено. Двадцать четвертые минут 5–6 покружили низко над бывшим кишлаком, достреливая возмож-ные шевеления, И, качнув на прощанье крыльями, отвалили за гору. Подлетевшие «восьмерки» забрали сначала раненых и убитых, вторым рейсом—  остатки роты. Гольдин улетел с тяжелоранеными, комбат, как и положено всем капитанам на свете, последним вертолетом.

.. Гольдин снова встряхнулся, отгоняя наваждение—  вот же как некстати лезет в душу тот чертов Афган, а времени мало, надо поспешать и как-то закончить писанину, зачет все же. Где там эти капитан Торрес с парикмахером?.. Гольдин снова встряхнулся, отгоняя наваждение—  вот же как некстати лезет в душу тот чертов Афган, а времени мало, надо поспешать и как-то закончить писанину, зачет все же. Где там эти капитан Торрес с парикмахером?

Капитан Торрес—  инициативный, опытный и, конечно, смелый офицер. Он не боится со своим отрядом забираться глубоко в лес, чтобы выполнить задание и уничтожить отряды революционеров. А в лесу всякое бывает, партизаны—  не детишки с деревянными ружьями. Слово уничтожить, конечно же, звучит неприятно, но уничтожение врага есть главная и единственная задача ЛЮБОГО солдата, заметим, что капитан Торрес служит законному парвительству, а революционеры с точки зрения закона— преступники. Что же касается благородных методов ведения войны, то они канули в историю вместе с саблями, лошадьми и полковниками-поэтами типа Дениса Давыдова.

Пулемет и скорострельные пушки непригодны для благородных дуэлей, не говоря уже о летчиках и ракетчиках, которые вообще стреляют no квадратам на карте. Особенно это касается партизанских войн: по самой своей природе партизаны не выходят в чисто поле и не поспылают вызова врагу типа «Иду на вы». Они. нападают только «из-за угла», преимущественно на одиночных солдат или тыловые части, безжалостно грабя и убивая. Какое уж там благородство!

И снова строчки поплыли перед глазами, смешались в голове, память упрямо загоняла Гольдина назад, в Афган.

… В бункере у командира бригады, куда вошел с докладом капитан Королев, сидели начштаба и начальник Особого отдела. Секретаршу комбриг выгнал, разговор был явно не для протокола.

— Садись, Королев! Садись и рассказывай, как вы на «духов» напоролись. Откуда они взялись? От нас информация уйти не могла, иначе бы тебя разъебенили еще в первом кишлаке!

— Я думаю, товарищ полковник, еще на подходе к первому кишлаку кто-то нас засек и ускакал предупредить Джиду.