Место, где жил господин Ибалар, можно было со всеми основаниями назвать жутким. Несколько лет спустя Лагха узнал, что та местность зовется Мертвыми Болотами. Господин Ибалар звал ее просто «болотами». И, судя по всему, был от своего жилища на сваях просто без ума.
Никаких слуг. Саф уплыл в неизвестность вместе с «Шалой птицей». Никого кроме Ибалара и Лагхи. А еще – змеи, болотные гады, птицы, надрывающие глотки каждую ночь, и совершенно бешеные четвероногие, снующие по чахлым деревцам. Не то хорьки, не то ласки. Какие-то странные зудящие над ухом комары. Человеческие кости, то и дело лезущие под ноги на тропе, ведущей в дом Ибалара. «Их выплюнуло болото. Вначале оно их проглотило, а потом – выплюнуло», – пояснил Лагхе Ибалар. Таковы были их соседи.
Лагха с нетерпением ждал, когда же ему объяснят, кто такой гнорр. Когда же начнется настоящее ученичество. И ждать пришлось недолго.
– Сегодня я буду читать тебе по-варански и переводить самое непонятное. А завтра читать по-варански будешь ты. И переводить тоже. Я не буду тебя наказывать, если ты будешь нерадив. Я просто убью тебя, – безо всякой угрозы заметил Ибалар. Правда, и безо всякой иронии.
– А зачем мне говорить по-варански? – несмело спросил Лагха.
Хотя его отец Саин окс Ханна и был коренным варанцем, но никогда в присутствии детей не сказал по-варански ни слова. Еще во время службы в Новом Ордосе Саин окс Ханна в совершенстве освоил язык Юга. А приняв решение о бегстве, дал себе зарок никогда не пользоваться наречием своих предков, чтобы ненароком не выдать себя. От него Лагха подспудно воспринял простую мысль о том, что говорить по-варански – вовсе не такая добродетель, как кажется отдельным книгочеям. Хотя в бытность свою Кальтом Лозоходцем он знал варанское наречие неплохо.
Ибалар бросил на него взгляд, подернутый ледком хорошо скрываемого раздражения.
– Ты будешь гнорром Варана. Первым человеком в Варане, а не в Багряном Порту. Стало быть, ты будешь варанцем и будешь говорить по-варански так же хорошо, как говорят на нем пиннаринские аристократы. Это произойдет не позже, чем к началу следующего полнолуния.
«Ага, значит через девять дней я начну болтать по-варански не хуже Шета окс Лагина», – подумал Лагха, дивясь тому, как в его сознании само собой возникло и рассыпалось снопами изумрудных искр это мудреное имя князя из полузабытой легенды. Легенды, которой была жизнь Шета окс Лагина.
Ибалар тем временем отпер сундук и достал пухлый, порядочно зачитанный и замусоленный кем-то свиток. Это были «Хроники Шета окс Лагина, Звезднорожденного».
Лагха не обманул ожиданий Ибалара. За три дня до начала полнолуния он уже изъяснялся на варанском со всей возможной вычурностью и сыпал цитатами из подметного «Исхода Времен», вел с Ибаларом просвещенные беседы о нравах и обычаях столицы и пытался болтать на портовом диалекте, столь любимом матросами и их женщинами. Иногда Ибалар поправлял его или вставлял оборот позабористей. Например, вместо «А не пошел бы ты, приятель, к е…й матери!» Ибалар рекомендовал Лагхе выражаться если не короче, то резче, отбросив прочь всякие околичности. Например: «Пес еб твою мать, мудак!».
Дальше был харренский. С ним было куда легче и куда трудней. Легче – ибо Лагха уже знал многое на харренском наизусть в этой жизни и отлично изъяснялся на нем в бытность Кальтом Лозоходцем. Трудней – ибо все, что он знал, он проговаривал с совершенно неизбывным южным акцентом. Все-таки в этой жизни он был южанином и с этим фактом Лагхе предстояло яростно сражаться. Впрочем, ближайшие семь дней позволили Лагхе преодолеть и эту трудность.
А после того как три языка Круга Земель вошли в плоть и кровь Властвующего и Покоряющегося, господин Ибалар увлек Лагху в иные сферы, к иным материям.
В то утро Лагха проснулся в гробу.
В гробу оринского образца. Известно, что оринцы хоронят своих покойников довольно необычным образом. Они не кладут их на спину или на живот, как то водится у других просвещенных народов, а усаживают в узкие высокие бочки, наподобие тех, которые стоят в дешевых публичных банях. А затем намертво забивают бочку крышкой. И свежая могила у оринцев выглядит не так, как на Юге. Она больше похожа на дыру в земле, оставленную маленьким шардевкатраном. Или на гигантскую кротовину. Туда, в эту дыру, опускают бочку с покойником. Да так, чтобы он оказывался вниз головой, причем глазами на восток. Покойник должен располагаться в гробу в той же позе, в которой младенец ожидает своего появления на свет в утробе матери. Это совершенно обязательно – считают оринцы.
Поэтому ничего удивительного нет в том, что в то утро Лагха проснулся в позе младенца в деревянной бочке. Притом вниз головой.