Ты победил

Ибалар медленно вошел и ответил Лагхе легким, дружелюбным кивком головы. Движения его были медленными и размеренными. Лицо – умиротворенным и сияющим. Таким Лагха не видел Ибалара никогда. В самом деле, Ибалар почти никогда не снимал маску брезгливого недовольства. Лагхе уже начало казаться, что эта маска приросла к лицу учителя навсегда. Однако выходит, что он ошибался. Что ж, приятный сюрприз.

– Я очень рад видеть тебя снова, учитель, – совершенно искренне сказал Лагха и тревога, которая лежала у него на сердце со вчерашнего вечера, казалось, покинула его навсегда.

– Признаться, я рад не менее тебя, – спокойно и тихо отвечал Ибалар. Глаза его лучились безмятежностью и, как ни странно, доброй, всепонимающей и всепрощающей иронией. – Но у нас очень мало времени.

Ибалар грустно вздохнул и опустил глаза. Сейчас он скажет что-нибудь неприятное. Но он лишь обернулся к двери и показал вдаль, в самую гущу тумана.

– Я могу уйти? Я должен уйти? – догадался Лагха.

– Теперь ты можешь все, ибо теперь ты свободен. Да, ты тотчас же уйдешь. Ты вернешься в Нелеот, а оттуда направишься в Варан. В Пиннарине ты станешь гнорром, – спокойно и тихо сказал Ибалар. – Ты знаешь как это сделать.

Вопреки обыкновению, в его голосе не было обычного нажима. Он не требовал, не настаивал, не повелевал. Голос Ибалара не звенел сталью и не рокотал, словно далекий раскат грома. На сей раз Ибалар просто говорил, просто произносил слова. Он говорил, допуская возможность того, что с ним не согласятся. В самом деле, чудесное превращение!

– А что потом? Что будет после того, как я стану гнорром? – спросил Лагха.

– Ты будешь властвовать, жить в свое удовольствие, любить.

– А ты? Разве я не нужен тебе больше? Разве это и есть мое предназначение, о котором ты говорил? – недоумевал Лагха, не замечавший, как черная тень печали пробежала по лицу Ибалара.

Эти слова Лагхи шли из глубины сердца. Истинный облик учителя не будил в нем ни былого раздражения, ни страха, ни ненависти, которые порой подкрадывались к нему ночами, когда он пытался заснуть после жестоких тренировок и грубых слов. Вглядываясь в лицо Ибалара, исполненное внутреннего достоинства и спокойной, всепобеждающей силы, Лагха начисто забыл о том, что еще несколько лун назад он тонул, заточенный в деревянной бочке волею этого же самого человека. Или не человека – эверонота. Это, в конечном счете, совсем не важно.

– Когда придет время, я позову тебя, Лагха, – сказал Ибалар с грустной улыбкой. – А теперь, не тратя времени даром, уходи отсюда так быстро, как только сможешь. Не оборачивайся. Не засыпай. Не бойся. Чем быстрее ты достигнешь Пиннарина, тем лучше. А теперь прощай.

От слов Ибалара Лагху обдало теплой волной взаимопонимания и симпатии.

– Ты позовешь и я приду на твой зов, – пообещал Лагха, памятуя о том, что учитель никогда не бросает слов на ветер и не говорит ерунды. Он вежливо поцеловал его холодную руку и сбежал вниз по ступеням. Если так нужно, значит он так и сделает.

И, не оборачиваясь, Лагха побежал по тропе, вьющейся между трясинами и топями, так быстро, будто за его спиной по-прежнему развивался, разбивая густой туман, шелковый шарф, который ни за что не должен коснуться земли.

x 2 x

Лагха был хорошим учеником. Он бежал так быстро, как только мог. Не пил. Не ел. Не останавливался отдохнуть. В соответствии с его расчетами, к вечеру следующего дня он выйдет из Мертвых Болот. Дорога в Нелеот уже была ему знакома и он знал, что дальше будет только легче. И все равно, ночлег был ему необходим. Лагха знал: если он не поспит хотя бы часа, весь завтрашний день он будет двигаться гораздо медленней, а послезавтра не сможет бежать вообще. Поэтому он наскоро соорудил себе ночлег с подветренной стороны одной почти сухой и весьма высокой для этих мест кочки и провалился в сон.

Лагха умел спать, не видя снов. Он умел запирать ворота в мир ночных видений до самого утра. Но Лагха редко пользовался этим умением, ибо понимал, что лишать себя сновидений так же глупо, как вливать себе в уши воск, чтобы ненароком не услышать чего-нибудь неприятного или страшного. И хотя сон без сновидений был короче и лучше восстанавливал силы, в ту ночь Лагха предпочел войти в мир видений, которые не столь уж глупы и иллюзорны, как стало модно в последнее время полагать среди хладных душой оринских естествоиспытателей. Он должен знать, что готовит ему судьба, а иначе как по намекам, которые принесет ему сновидение, узнать это не представлялось возможным.

В ту ночь Лагхе приснилось нечто невообразимо противное. Липкие, тлетворные чудовища рвали его на части и выгрызали ему внутренности. Его отец, двухголовый и отчего-то однорукий, ревел диким вепрем откуда-то из-за океана, а изо рта его с каждым словом выползали змеи. Сам он, Лагха, явился себе во сне распинаемым на дыбе молчаливыми людьми-жабами.