Модхумонджори[91] и вьющийся жасмин Десять лет прожили тело к телуИ на трапезе из утренних лучей, Расправляя листья, повторяли: «Вот и мы!» Между веток их была борьба Вечная за обладанье местом, Но она в их душах никакой Злобной черноты не оставляла.Но однажды в неблагоприятный час Тот жасмин, не знающий сомнений,Неразумно ветку протянулК сети тонких нитей из металла,Не поняв, что те – другой породы.Но в конце срабона в небесахГруды белых облаков собралисьИ на шаловый спустились лес.Сразу утро золотистым стало,Охмелел жасмин в своих цветах,И вокруг покой и мир царили,И от перелета гулких пчелШефали дрожала тень живая.В полдень голубь там заворковал,Все вокруг объято было негой.На закате в день осенний тотВ облачках игра возникла красок,И тогда-то появились тамЛампы электрической друзья.И глаза их кровью налились,И жасмин им дерзким показался:Как он смел ненужностью своейТо затмить, что так необходимо.Острый крюк забросили ониИ цветы жасмина оборвали;И тогда лишь осознал жасмин,Что те ниточки – другой породы.
Сын человеческий
С тех пор, как в чашу смерти Иисус,Незваных ради, привлеченных шумом,Бессмертье положил своей души,Уж миновало много сотен лет.Сегодня он спустился ненадолгоИз вечного жилища в бренный мирИ увидал порок, что ранил прежде:Надменный дротик и кинжал лукавый,Свирепая изогнутая сабля.Сегодня быстро лезвия их точатОб камень, прочь отбрасывая искры,На фабриках огромных, полных дыма.А самая ужасная стрелаВ руках убийц недавно засверкала,И жрец на ней свое поставил имя —Ногтями на железе нацарапал.Тогда Христос прижал к груди ладони,Он понял: нет конца мгновеньям смерти,Кует наука много новых копий,Они ему вонзаются в суставы,И люди, что тогда его убили,Безмолвно притаясь во мраке храма,Сегодня вновь во множестве родились.С амвона слышен голос их молитвы,И так они бойцов-убийц сзывают,Крича им: «Убивайте! Убивайте!»Сын человеческий воскликнул в небо:«О боже правый! Бог людей, скажи мне,Почто, почто оставил ты меня?»