Ты погляди без отчаянья… (стихотворения)

Глуп, невоспитан, нескладен на вид он
         и рожей на черта похож,
Если в доме пропажа, вещь не ищется даже, —
         Кешта взял, следа не найдешь.
Я проклял отца и деда его, а он ничего —
         словно сердца нет.
За службу старик получать привык
         ударов более, чем монет.
Вовек Кешта сам не явится к вам,
         ори до зари, коли в чем нужда,

А он, чтоб не слушать, заткнет себе уши

         или уйдет неизвестно куда.
Из хрупкой вещицы, если рядом случится
         хоть миг простоять, он сделает три.
А из трех, что вы дали, и одну-то едва ли
         сохранит у себя от зари до зари.
Ночей ему мало, уснуть где попало
         способен он среди дня,
Давно его рады избить без пощады
         друзья мои и родня.
«Казнить тебя мало! – кричу я бывало. —
         Бездельник страшней врага!»
И все же, признаться, мне жаль с ним расстаться —
         как-никак, а старый слуга.
Жена заявила: «Нет силы, мой милый,
         дом наш разграблен им,

Постели нет в доме, хоть спи на соломе

         вместе с Кештой твоим.
Одежду, посуду, циновки, что всюду
         висели, девал он бог весть куда.
Где он верховодит, там деньги уходят,
         словно в песок вода.
С подобным слугою не знаешь покоя, —
         он в отлучке целые дни,
Терпеть я готова любого другого,
         а Кешту гони, не тяни!»
Как спорить мне с нею? От злости краснею,
         С базара его волочу,
Гремя громче грома: «Исчезни из дома,
         больше видеть тебя не хочу!»
Он уходит прочь, где-то бродит ночь,
         поутру же, когда встаю,
Он рядом опять: «Как изволили спать?» —
         и трубку набьет мою.
Не хранит обид тот, кто часто бит,
         дал огня – и вся недолга,
Хоть до смерти бей, не уйдет, злодей, —
         как-никак, а старый слуга.
Но в один из дней пал на долю мне
         в крупной сделке изрядный куш,
И подумал я, если вся семья
         бога чтит, пусть хотя бы муж
Съездит в Бриндабон[10], помолиться он
         сможет Кришне и за жену.

Грех жены – мой грех, денег нет на всех,

         и не слать же ее одну!
Браслетами тонко звеня, вещи в узлы для меня
         собрала, как должно, жена
И, заплакав, сказала: «Горя видел ты мало,
         но с Кештой хлебнешь до дна!»
Я вскипел тогда: «Если в нем беда,
         пусть поедет хоть Ниборон!»
Собран весь багаж, подан поезд наш,
         и уже позади перрон.
Стоянка в Бурдване, и там лишь, не ране,
         с Кештой столкнулся я,
Хитер старикашка – он понял: мне тяжко
         и трубка пуста моя.
Кричал я полдня: «Когда от меня
         ты уйдешь хоть на два шага!
Уезжай назад!» – а в душе был рад —
         как-никак, а старый слуга.

Вот и цель – Шридхам, всех приезжих там

         грабят панды[11], крича о том,
Что приют дадут и к святым сведут.
         Мы, отбившись от них с трудом,
Славный дом нашли, дни за днями шли,
         я уже обжился вполне
И друзей завел, заявив, что, мол,
         жить приятно хочется мне.
Но к девушкам Браджа[12] я холоден стал,
         и Кришна меня волновать перестал,
         и стали цветы не нужны,
Исчезла граница ночи и дня, – оспа стрелой
               поразила меня
         и сказала: «Дни сочтены!»
Чуть свалился я, как мои друзья
         поразъехались кто куда,
И за брата брат умирать не рад,
         Кешта лишь не сбежал тогда.
В неродном краю кончить жизнь свою
         человеку трудней вдвойне.
Как отец родной, он ходил за мной, —
         умирать не давал он мне.
На Кешту гляжу, подойти прошу,
         мысль о нем и та дорога,
Он ни день, ни ночь не отходит прочь, —
         как-никак, а старый слуга.

«Ну, хозяин, как?» – говорит чудак

         и лекарство вливает в рот;
Мой лоб – что огонь: на лоб мой ладонь
         кладет он – не ест, не пьет.
«Будешь вновь здоров, под родимый кров
         к старой матери и жене,
Избежав беды, возвратишься ты», —
         он твердит неустанно мне.
Что ж, конец скрывать, я уж стал вставать,
         когда с Кештой стряслась беда.
Я вот ем и пью, и болезнь мою
         взял старик на себя тогда.
Он стонал три дня, звал в бреду меня, —
         так и принял последний час.
Есть грустить с чего; гнали мы его, —
         а теперь он ушел от нас.

Я в тоске, друзья, безутешен я, —

         чересчур уж судьба строга.
С чем идти домой? – Умер спутник мой, —
         как-никак, а старый слуга.