Ты погляди без отчаянья… (стихотворения)

Подошла к восточным вратам небес первая туча
                поры дождей,
Забарабанила в барабаны грома. Поэт, отзовешься
                ли ей
В новых строфах своих, в песнях радостных,
               славящих дождь?
Это Кришны качели, качаясь, касаются зелени рощ.
Речь твоя год за годом, с качанием мерным в ладу,
В пляске молний лилась, отчего ж она в этом году
В скорбной вдовьей одежде, распростерта во прахе,
               лежит?
Осень в месяц ашшин, разодетая празднично, как
               надлежит,

Взяв корзину цветов, вновь во дворик твой тихо

                войдет;
Светлым знаком избрания, лунным лучом, она
                из году в год
Отмечала чело твое. Значит, что же, придется
               теперь
Ей опять и опять отворять в опустевшую комнату
                дверь
И с охапки цветов отряхать, рассыпать лепестки
               у дверей,
Чтоб лежали замолкнувшей песней.
                                    Знаю, всею душою своей
Ты любил этот мир красоты, ты им жил и дышал,
День за днем ожерельями песен вечно новых его
                украшал.
Лжи, греху и насилию посылал ты проклятья свои,
Ты сражался с жестокостью подлой во имя любви,
И тогда стрелам огненным Арджуны[56] становились
                подобны слова.
Ты за правду борец беспощадный, вся сущность
                твоя такова.
Твердый, любящий, нежный, на ви́ну Сарасвати ты

Натянул золотую струну не сравнимой ни с чем

               чистоты,
И отныне на праздниках твой напев то печален
               и глух,
То звучанием сладким обольщает и радует слух.
По селеньям Бенгалии пляска ливней веселых идет,
Землю переполняя вечной радостью из году в год.
Ты раскрасил причудливым альпона[57] стены домов,
В переливы кукушки, в павлиний пронзительный
               зов
Ты вложил свою музыку. В рощах цветущих,
               в листве
Ты оставил волну своей радости. Беспокойные,
               юные, те,
Кто во тьме непроглядной спали тягостным сном
               взаперти,
Выйдут с первым лучом, не страшась испытаний
                пути.
Ты в походе за новую жизнь с ними будешь, поэт,
Ты для них, этих путников, бодрствовал
               множество лет,
Ты сплетал им победный венок, гневных песен
               накапливал груз,
Ты с грядущим столетием заключил неразрывный
                союз.
Узел прочно завязан, сознаньем твоим утвержден,
Друг мой, правды служитель.

                                    Тот, кто нынче еще не рожден,

Кто не видел тебя, кто не знает лица твоего,
Тот, кому ты себя подарил в зыбком облике песни, —
               останешься ты для него
Только песнею, вечно звучащей… Ну, а кто тебя
                видел, кто знал,
Где отыщет он то, что на веки веков потерял?
Где отыщет он успокоенье? В дни встречи друзей
Вновь и вновь наполнял ты мне чашу душою своей,
Лаской, песней, любовью: радость брал и дарил.
               Друг мой, друг!
Не придешь ты сегодня в круг друзей своих. Вижу,
               как вдруг
Тень печального воспоминанья повеет крылом,
Шутки, смех, разговоры погасит за дружеским
               нашим столом.

Темный сумрак печали неоглядную даль заволок.

Одиноко сижу я над бездной, где пенится смерти
               поток.
Вопрошаю тебя – спала с глаз твоих пелена?

Что прекраснее в мире, чем сладостная тишина

Райских кущ? На пороге зари, где сегодня корзина
                твоя,
Что наполнил ты новым звучаньем во славу
               идущего дня?
Не смолкает в ушах эта песня. Напев ее слит
С нежным светом зари. Песня радость сквозь
                слезы сулит.
В этой песне чудесной боль конца неизбежного есть,
И предчувствие света, и рожденья счастливая весть,
В ней печаль о забвенье в разлуке, надежды
               и скорби борьба,
В звуках мощных и грозных – о встрече грядущей
                мольба.

Кормчий того парома, что перевез тебя,

Встречался мне не однажды. С ним часто виделся я
В мокрых тенях ашарха – месяца длинных
               дождей,[58]
Он будил меня песней; болью откликался в душе
                моей
Зов дороги неведомой, – солнца заходящего край
               золотой

Подавал мне свой знак. Мне снова нынче

               встретился кормчий твой
Пасмурным днем, дождливым. Он принес твой
               последний привет,
Послание ароматное – кадамбы опавший цвет.
Ответ свой собственноручно доставлю тебе потом,
Когда в урочное время взойду на тот же паром.
Не знаю – светлой ли ночью, когда шиули
               отцветет,
На рассвете ли, когда ветер, дуя с юга, деревья гнет,
Когда будят его порывы дремлющих птиц в саду.
Может, в день цветенья жасмина я из этой жизни
                уйду.
Может, будут во мраке трещать сверчки или шуметь
               прилив
Неспокойною полночью. Может, туман сгустится,
                землю укрыв
На закате холодном.
                                     В эту жизнь я пришел много раньше
               тебя.
Я по жизни шагал дорогой своей, то радуясь,
               то скорбя.
Ты почтительно шел позади, молодой, налегке,
Свободный душою, с послушною флейтой в руке.
Шел с венком на челе – подарком богини самой.

Ты сегодня ушел, не дождавшись меня, мир

               покинул земной.
Все покровы прорвал ты, ушел в вышину,
               в глубину,
Ты земным был поэтом – стал вечным в минуту
                одну.
Поглощен ты душою вселенной, где торжественная
               звучит
Бесконечности ви́на. Поток ее музыку мчит.
Все планеты, все звезды наводняет своей красотой.
Там ты, старший мой брат. Если нам суждено
               за чертой
Повстречаться с тобой, познакомимся заново. Как?
В обличье каком? Все равно, хоть какой-нибудь
                знак
Сохранит хоть какой-нибудь дальний души
               уголок —
Эту память о прахе земных бесконечных дорог,
С их страданьями, счастьем, надеждами, страхом,
                стыдом.
В дни земные твои на лице твоем, добром, простом,
Отсвет правды сиял. С милой скромной улыбкой
               твоей,
Со спокойной свободою речи негромкой твоей —
Верю, в этом же облике встречу тебя у дверей
Незнакомого мира иного. Как радовался бы я!
Да не будет напрасною эта надежда моя!