Нет спору, эта женщина – творенье Той силы, чье бессмертное прозренье, Чья вековечная играСтоль нескончаемо цветиста и пестра, — Того умельца, Что насекомых тельцаИ крылья бабочек разглядывал векамиИ вдруг мудреными украсил письменами. Но это тело —Творца отдохновенье, а не дело,Забава праздности минутной, дань мгновенью, Когда он был охвачен леньюИ, в одиночестве, вечернею поройУвлекся облаков причудливой игрой… Осенних рек излучины; красуИ негу пылкую в гранатовом лесуВ бойшакхе месяце, то юное презренье, С каким на полдень и его горенье, Высокомерия полна, Бросает беглый взор она;В срабоне месяце, на дне разлива – глянецПлывущих водорослей, их подводный танец,А в магхе месяце[67] – дрожащую листвуСмоковниц и росой омытую траву;Надменность плавную, с какой при первом громе Павлины расправляют хвост в истоме, — Все это взял за образец, Красавице давая жизнь, творец. Но радужной окраски пузыри Переливаются – и ничего внутри. Души никак я не найду: Все – внешнее, все – на виду. Рассудок неглубокий, без раздумья, Без остроумья. Ей неизвестно чувство ожиданья. Утраты не приносят ей страданья. Она подарки с легкостью берет И так же забывает в свой черед. Как сгусток радости вселенской, Она явилась в оболочке женской. Сарасвати, богиня, наобум,Бездумно лепеча, в нее вдохнула ум. Не потому ли дух ее и плоть — Земли щепоть, Что вмешана в бессмертное питье? Я «Изваяньем» назову ее.
Садовница
Досуг подруг своим приходом Ей любо услаждать, как медом. Она добросердечна. Ее великодушье бесконечно. Струей неистощимого ключа Оно сверкает, через край плеща. Ее не уязвляют боли И горести земной юдоли.Являясь на заре, в ее багряных волнах, Безмолвным любопытством, как подсолнух, Счастливо светится она,А в полдень солнечный невинна и нежна, Как белый лотос, прелести полна И целомудренного благородства. С жасмином вьющимся в ней сходство, Когда в его благоуханье вдругВольется в сумерках щемящий флейты звук. В ее глазах приязнь и умиленье Сияют, как светильник для моленья Вечернего. Повита тишиной,Она становится фиалкою ночной И скрасить рада Тьму одиночества – дыханьем сада. Ее «Садовницей» назвать бы надо!