Ты поймешь, когда повзрослеешь

– Здравствуйте, – сказала я, протянув ему руку. – Меня зовут Джулия, я психолог этого заведения.

– Рафаэль, внук мадам Гонкальвес.

– Да, я видела, как вы приехали. Я не помешаю, если выкурю вместе с вами сигарету?

– Совсем нет, наоборот: мне бы хотелось, чтобы вы просветили меня насчет вашего дома престарелых. Скажите, вы часто проводите такие баталии между старушками или это было исключение?

Его лицо было непроницаемо. Я даже не поняла, шутит он или нет. Я решила не форсировать события на первом этапе знакомства.

– Не волнуйтесь, обычно у нас гораздо спокойнее. Они иногда ссорятся, но их разборки никогда не выходят за рамки приличия.

Он качнул головой.

– Хорошо. Стало быть, мне не придется обучать бабушку приемам рукопашного боя.

Его лицо оставалось серьезным, но я поняла, что могу переходить ко второму этапу.

– Нет, приемы рукопашного боя не понадобятся, – ответила я тоном профессионала. – Но я надеюсь, что ваша бабушка обладает элементарными познаниями в химии?

– В химии? При чем здесь это?

– По воскресеньям мы занимаемся в лаборатории.

Он посмотрел на меня, подняв от удивления брови:

– Что-что вы делаете по воскресеньям?

– Разве непонятно? Производим наркотики.

Вокруг его глаз собрались морщинки, а губы растянулись в долгожданной улыбке.

– Не думал встретить у вас такую необычную атмосферу.

Я качнула головой.

– Вы еще не все видели. В субботу вечером наши пансионеры дают спектакль: нечто среднее между «Крейзи Хорс» и «Чиппендейлом». Билеты продаются по сумасшедшим ценам, а на вырученные деньги мы покупаем оружие, которое впоследствии используем при ограблениях.

В этот раз он рассмеялся от души.

– Я рад, что мы не ошиблись в выборе: бабушка будет чувствовать себя здесь как дома.

Его взгляд вновь сосредоточился. Повисла тишина, заполненная невысказанными вопросами.

– Если у вас есть еще что сказать – говорите, не бойтесь. Я здесь для этого.

– Спасибо. Хотя разговорами делу не поможешь. Единственное, что меня успокоит, – уверенность в том, что ей будет хорошо.

Он вздохнул.

– Я постараюсь приезжать так часто, как только смогу, хотя сейчас работа отнимает у меня много времени. Последний раз я был здесь полгода тому назад. Шесть месяцев – это ничто по масштабам человеческой жизни, но это очень много, когда приближаешься к финалу. Мне кажется, что она стала меньше ростом и что жизнь по каплям уходит из нее.

– Вы не должны винить себя. Сейчас вы здесь, вы проведете с ней неделю, и это супер!

– Я не виню себя, просто мне очень тяжело. Но еще тяжелее ей: навсегда оставить свой дом – это не каждому по силам. Она в нем родилась, прожила всю жизнь, с ним связано столько воспоминаний. По ней не скажешь, что она чувствует: сдержанность – наша семейная черта. Но я уверен, очень тяжело оказаться в незнакомом месте, лишенном привычных точек отсчета в то время, когда в них нуждаешься больше всего.

– Да, это непросто, я не буду пытаться вас переубедить и не стану вам лгать. Но я могу вам обещать, что исключительная по своим профессиональным качествам команда «Тамариска» сделает все от нее зависящее, чтобы ваша бабушка чувствовала себя здесь хорошо.

– Хотелось бы верить, – произнес он, загасив сигарету о сиденье скамейки и вставая. – Впрочем, трудно предположить, что вы могли сказать что-то другое. Короче говоря, она будет жить счастливо в лучшем из миров, и у нее будет много детей. Ура!

Решительным шагом человека, скрывающего свою хромоту, он пошел прочь.

48

– Мы должны поговорить о Леоне.

Тон Анн-Мари не предвещает ничего хорошего.

Каждый второй вторник месяца в столовой происходит собрание персонала. Сидя за столом перед копиями документов и тарелками с венскими булочками, мы детально анализируем истекший период и планируем мероприятия на следующий месяц. Но на сегодня у нас в повестке дня главный вопрос: Леон. С него мы и начинаем.

– Вчера у меня был его сын, очаровательный, кстати говоря, человек. По его мнению, его отца сознательно отстраняют от участия в жизни коллектива.

Нарочито громкие вздохи разочарования прокатились по столовой: этот Леон уже сидит у всех в печенках.

– Но это еще не все. Он обвиняет персонал в том, что мы не обращаем внимания на его страдания и, что еще хуже, поощряем насмешки над ним со стороны постояльцев.

– Сколько можно об этом говорить? Ведь мы все хорошо знаем Леона! – воскликнула Марин. – И всем известно, на что он готов, чтобы оклеветать нас и все свалить с больной головы на здоровую!

– Это правда, – подбавила масла в огонь Лаура, наша массажистка. – Он единственный досаждает нам и противопоставляет себя всему коллективу.

– Джулия, мне кажется, вы уже говорили с ним об этом?

– Да, это так. Я не имею права раскрывать содержание наших с Леоном сеансов, но он жаловался сыну на то, что постояльцы и персонал всячески третируют его. Как я поняла, Леон затеял игру, и я попыталась сделать так, чтобы он сам попал в свои сети, предложив на официальном уровне интегрировать его во все наши мероприятия.

– Отличная идея! – ухмыльнулся Грег. – Можно начать с прыжков через веревочку.