Ты пожалеешь

Если повезет, я успею окончить курс и возьму академ. Через несколько дней прилетает Женя. Он поможет советом и делом и не бросит в беде, значит, не время отчаиваться.

Застегиваю пальто, обматываю шею шарфом и выхожу на мороз. Утренний мир сверкает так, что приходится на миг зажмуриться — снег, солнце, предчувствие праздника прогоняют тяжкие мысли. Настроение взлетает до небес, мне хочется петь и смеяться. Я специально делаю крюк — от остановки иду через площадь, мимо заснеженных клумб, лавочек, спящих фонтанов и колонн ЗАГСа, и про себя рассказываю кому-то теплому и родному истории этого города и этих мест. Когда-нибудь мы пройдемся по ним, держась за руки. И маленькой мягкой ладошке будет уютно в моей.

Эйфория приподнимает меня над заиндевелыми дорожками, не касаясь их подошвами, я лечу к универу.

Лекции кажутся невероятно интересными, а приобретенные знания — ценными. Мне есть кому их передать. Я смеюсь, и полгруппы оглядывается. Взгляд Кати транслирует хищное любопытство.

Утыкаюсь в тетрадь и старательно записываю определение. Сегодня у Ники мозги набекрень.

В столовой меня пробивает на пирожки с курагой — покупаю их и с удовольствием съедаю сразу три, но на четвертом приключается сбой — выясняется, что они воняют жиром и выглядят просто ужасно. И отторгаются желудком так стремительно, что я едва успеваю подхватить сумку и добежать до туалета.

Хлопаю дверцей кабинки, падаю на колени и меня снова с чудовищной силой выворачивает.

Прислоняюсь спиной к холодному кафелю, упираюсь подбородком в колени, глубоко дышу и ною:

— Нет, я так не играю… Я не подписывалась на такую хрень!

Чертыхаюсь, тяжело поднимаюсь, отряхиваю джинсы и вытираю рот. И тут же сталкиваюсь в проеме с Катей.

Она молчит, ее вопросительно изогнутая бровь ползет вверх. Пытаюсь обойти досадное препятствие, но подруга скрещивает на груди руки и преграждает путь.

— Не хочешь ничего рассказать?

Я до мельчайших деталей обдумывала этот разговор, но все равно оказалась к нему не готова.

— Кать, я… — Морщусь и отступаю к ряду заляпанных умывальников. — Я познакомилась с ним еще летом. Тот самый парень, который умудрился сделать мне тату, помнишь? А потом я подумать не могла, что ты встречаешься именно с ним — ведь на самом деле он живет в старой квартире и подрабатывает кем придется…

— Ты не рассказала, что вы знакомы, на их летнем концерте в арт-кафе! — перебивает Катя. — Ты вообще ничего мне не рассказывала! Мне плевать на него, он всего лишь нищий психопат, помешанный на контроле. Когда я ехала домой из «Бессонницы», он позвонил и наговорил какую-то дичь о том, что убьет меня, если я начну тебе вредить. Идиот. Тебе с ним мучиться. Может, если бы ты мне чуть больше доверяла, этой фигни с нами не приключилось бы?

Разглядываю пол в мутных разводах и борюсь с закипающим гневом.

Она во всем права, но в случившемся виновата не только я. И если она хочет быть хорошей, почему наш разговор происходит здесь, вдали от любопытных глаз ее прихвостней?

— Мне жаль… — устало вздыхаю. — Я считала Харма своим маленьким грязным секретом. Про знакомых дворников и официанток не принято рассказывать в твоем кругу, ведь так? Я ошиблась, мне и расхлебывать. Но тебя это уже не касается.

Ее губа дергается, она резко расправляет плечи, разглядывает меня, словно зверюшку в зоопарке, и начинает мерзко хохотать:

— Подожди-ка! Он что, трахнул тебя и бросил? А ты теперь обнимаешь унитазы? Ника, а как же презики? А как же твое хваленое здравомыслие, алло? Тебя бог наказал?

— Ты понятия не имеешь о моем здравомыслии и обо мне! — огрызаюсь я, отталкиваю ее и шагаю к выходу. — Отвали!

— Конечно отвалю! — шипит она мне вслед. — Плодитесь и размножайтесь, отбросы.

Хлопаю дверью и с гордо поднятой головой иду к аудитории, но руки дрожат, а от ярости вокруг пульсируют красные сполохи.

Насмехаться и унижать — это в ее крови. Но статус так легко потерять, а вот при любых раскладах оставаться человеком под силу немногим. Теперь я согласна с Хармом — вседозволенность превращает людей в уродов. Но если Кате когда-нибудь потребуется моя помощь, я не задумываясь откликнусь.

Сбегаю по широкой лестнице в холл, проталкиваюсь к гардеробу и, отстояв в очереди, меняю номерок на пальто.

В запасе два часа, заявляться в «Бессонницу» раньше обычного не хочется — на меня и так недобро косятся девочки-коллеги.

Гуляю по заснеженному скверу — любуюсь прозрачным голубым небом, инеем на ветвях и новогодними растяжками над дорогой, но в одиночестве паника снова накрывает холодной волной и выступает испариной на лбу.

Все предельно усложнилось, скоро мне придется стремительно повзрослеть. И я очень нуждаюсь в поддержке.

— Где же тебя носит? — задыхаюсь и изо всех сил давлю на грудь кулаком. — Мне так нужна твоя способность не сомневаться в принятых решениях! А я сомневаюсь. Я плохая, потому что сомневаюсь…

У тротуара плавно тормозит черный «Mersedes», с водительской стороны опускается стекло, и в окне возникает встревоженная физиономия Артема.