“Ты права, Филумена!” Об истинных вахтанговцах

И все же я убеждена, что, если бы не скандал с Максаковой, мама все равно совершила бы какой-нибудь другой, не менее одиозный поступок. Такова была ее натура — неуправляемая, взрывная и совершенно не окультуренная методическим воспитанием. Мама, с ее красотой, обреченностью и непредсказуемой дикостью поведения, принадлежала, без сомнения, к породе Настасьи Филипповны Барашковой — эдакая смесь роковой женщины с юродивой, для нее учинить публичный скандал или бросить пачку денег в огонь, было парой пустяков — это было для нее крайне органичным поведением: подумаешь, светские лживые условности, подумаешь, бумажки какие-то! Но такого рода литературно-драматические персонажи поражают и интригуют читательское и зрительское воображение, однако ужасают в реальной жизни. Неуправляемая, странная, нарушающая все поведенческие коды дикарка. А отец именно от этой ее природы шалел и терял дар речи. Ценитель искусства, он не мог не оценить ее стихийности. Вопил, что она невоспитанная, взбалмошная, кликуша, и обожал, и благоговел. Еще, конечно же, и потому, что знал — она его в любой момент может от себя безжалостно прогнать и потом вдруг искренно и чистосердечно принять. Вулканического свойства женщина. В нем не было таких стихийных импульсов, но страсть в их отношениях была истинная — тоже калибра литературно-драматического. Даже тогда, когда она была уже вся исполосована швами многочисленных операций. Вот что удивительно. Искры летели, какая страсть и какой накал!

А тогда, в шестьдесят третьем, Рубен Николаевич Симонов скандального происшествия простить не мог. У него была своя правда, спору нет. Во-первых, это было разнузданное поведение и нарушение театральной закулисной этики. Во-вторых, у него, восточного человека, не верующего в моногамию, был свой театральный гарем рабынь принцессы Турандот. Общеизвестно, что мало кто из вахтанговских актрис избежал занесения в его донжуанский список. В этом гареме были правила, которые никто в театре не осмеливался нарушать. Рубен Николаевич Симонов был непререкаемым авторитетом. Его обожали женщины и до сих пор гордятся прошлой связью с ним. Но никто, насколько мне известно, не решился от него заводить незаконнорожденное потомство. Это было против правил вахтанговского закулисья. Так, в своем пронзительном по откровению интервью, всего за несколько недель до смерти, Алла Александровна Казанская прожила заново на моих глазах несколько лет ее бурного романа с моим дедом, признавшись под конец, что мы могли бы быть родственниками, но Рубен Николаевич считал невозможным рождение от него внебрачного ребенка. Только после этого интервью с женщиной, которая до конца дней, как мне показалось, любила моего неотразимого, но довольно жестокого в отношении к женщинам деда, я вдруг окончательно поняла, какого рода восточное законодательство решилась нарушить моя мама. Рубен Николаевич был от нее в нескрываемом ужасе, она его при этом благотворила всю жизнь и свято чтила его память, считая величайшим художником, которого ей когда бы то ни было довелось встретить на жизненном пути. Было в нем, очевидно, что-то, магически действующее на женское воображение.

С его точки зрения эта взбалмошная дикарка, Разинкова, родственница ненавистного Захавы, бесстыдно родила у всех на виду от его женатого сына, и терзала его Женечку своим диким поведением. А он, этот Женя-идиот, не желал от нее отказываться. Ну ни в какую! Ну ладно… Это еще куда ни шло. Рубен Николаевич уже был почти готов смириться и подняться на четвертый этаж без лифта в Скатертном переулке, чтобы посмотреть на внучку и признать, а она, эта Разинкова безумная, учинила скандал в священных вахтанговских стенах. Публично оскорбила молодую актрису, дочь Марии Петровны Максаковой, с которой дед ставил на сцене Большого театра оперу Бизе “Кармен”. Но неуправляемый нрав цыганки-табачницы, столь чарующий зрителей и слушателей на протяжении нескольких веков, описанный Мериме и музыкально увековеченный Бизе, — это ведь реалии высокой культуры. Мало чем отличающиеся поведение реальной женщины, в жилах которой разбушевалась все та же неукротимая цыганская кровь пращуров, считалось недопустимым и жестоко наказуемым. Максаковой мой дед в это время всячески покровительствовал. Что это значит? Это значит — театр!

Вспоминает Екатерина Аркадьевна Райкина, до недавнего времени актриса театра имени Евгения Вахтангова: