Ты принадлежишь мне!

Мы заходим в здание – музыка звучит громче, а звук шагов и мат Тарасенко – более гулко.

Господи, ну, когда он уже заткнется, а? Не хочу слышать его насквозь лживый голос.

Меня куда-то заносят, ставят на ноги, придерживают за талию, наклоняют голову, давя рукой на затылок, и начинают промывать глаза холодной водой. Я пытаюсь кричать, быть руками незнакомца, потому что боль усиливается. К сожалению, из горла вылетают лишь хрипы, а руки слабые, как у младенца.

В этот момент мне в рот засовывают какую-то штуку и, громко скомандовав прямо в ухо: «Делай глубокий вдох!» – пшикают.

Первый, второй… третий раз… И сразу же становится легче не только дышать, но и думать. Паника медленно отступает.

Это что ингалятор у кого-то был?

– Как думаешь, поможет? – слышу мужские голоса, среди которых и Тарасенко.

– По крайней мере, до тех пор, пока скорая не приедет, должен помочь. У меня дочь астматик, ингалятор постоянно с собой таскаю.

– А хуже не будет?

– Нет, хуже точно не будет, – уверено отвечает незнакомец. – Но врач ей все равно нужен. А то мало ли? Алексей, промывай ей глаза подольше. Эта дрянь такая, что надо до конца вымывать. И потом еще компрессы – успокаивающие, противовоспалительные.

– Вы врач, что ли? – это уже Тарасенко спрашивает.

У-у-у, убила бы гада!

– Нет, это просто жизненный опыт.

Глаза промывают долго, но в итоге мне становится легче, и боль постепенно отступает.

– Отпустите меня, дальше я уже сама, – цежу сквозь зубы своему «спасителю», пытаясь отодвинуть его руки от своего лица, но опять слышу недовольный голос своего врага:

– Положи её на диван и иди скорую встречай.

– Как скажешь, босс.

Меня опять с легкостью подхватывают на руки и куда-то несут, бережно укладывают на мягкое, а лицо накрывают полотенцем. Сразу же накрываю его ладонями, чтобы промокнуть лишнюю влагу.

– Глаза я вам пока не советую открывать, надо скорую дождаться, – раздается совсем близко голос того самого мужчины, который не врач, а с жизненным опытом.

– Вы лучше полицию вызовите, – со злостью шиплю я. Один глаз все же попыталась открыть и еле сдержалась, чтобы не застонать от жжения.

– Вызовем, – заверяет мужчина. – Все же не дело это, с газовым баллончиком на людей нападать.

– Что!? Ай! – от удивления убираю полотенце с лица и опять пытаюсь открыть уже оба глаза. И тут же жалобно скулю от боли, вернув полотенце обратно.

– Надо-надо, – приговаривает «не врач», – еще хулиганок нам тут всяких не хватало.

От злости и негодования открываю рот, хватаю воздух и вновь начинаю задыхаться.

– Да вы… вы издеваетесь, что ли?

– Виктор Степанович, спасибо за помощь, но дальше мы сами разберемся, – слышу уставший голос Тарасенко и его несмелые шаги. – Лучше узнайте, не приехала ли скорая.

– Давайте помогу до кресла дойти.

– Ага, не отказался бы, а то ничего не вижу. Интересно, когда мне станет лучше?

– Ну, теоретически, часа через два-три сможете глаза открыть. Но без компрессов не обойтись, это я вам точно говорю.

Отстраненно слушаю переговоры незнакомца с Тарасенко. Старательно размышляю, как бы мне по-быстрому выбраться отсюда. С них действительно станется меня виноватой выставить. Тарасенко со своей подлой натурой на все способен.

Вот только как мне уйти, когда я ничего не вижу и понятия не имею, куда делась моя сумочка… Я не знаю. Но наверняка что-нибудь придумаю. Судя по звукам, мы либо до сих пор где-то в клубе, либо рядом с ним. И что это мне дает? Да ни хрена не дает!

За размышлениями не замечаю, как хлопает дверь, а в помещении становится слишком тихо. Но не настолько, чтобы я не могла услышать горестный вздох Тарасенко.

– Кристина, ты довольна?

Вот только я не собираюсь с ним разговаривать. Еще этого не хватало. Обрыбится!

– Крис, не надо делать вид, что спишь, я прекрасно слышу твое злое сопение.

Черт! Эмоции слишком шкалят, и я действительно громко дышу через нос. Надо как-то успокаиваться. Как там было у одного известного психолога? Сделать глубокий вдох, немного подержать воздух в легких, медленно выдохнуть…

– Вообще-то я хотел с тобой поговорить, – не унимается Тарасенко. – Но раз ты решила пообщаться в таких экстремальных условиях, то ладно, бог с тобой, я согласен. Может, так оно даже лучше. Ты не видишь меня, я не вижу тебя… Черт! – шипит он с раздражением. – Вот же дрянь этот твой перцовый баллончик!

Не удержавшись, со злорадством выдыхаю:

– Так тебе и надо, и это еще мало! Были бы силы, убила бы нахрен! Ненавижу тебя!

– Крис… – пытается прервать меня Тарасенко.

– Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! И слышать не хочу!

– Крис! – недовольно рычит он уже громче, пытаясь меня перебить.

Но я не собираюсь его слушать.

– Пошел на хрен, ублюдок! Лучше такси мне вызови! Лживая скотина!

– Крис, прекрати, ты как хабалка разговариваешь, у меня уже уши вянут!

– Еще тебя не спросила, как мне разговаривать! Уж кто-кто, а ты, падаль, заслуживаешь не разговоров, а смерти!

– Крис, ты не права, – с тоской в голосе выдыхает он.