Ты проснешься, на рассвете

Прижавшись лбом к декоративной решетке, вставленной в раму окна, пытаюсь вспомнить прожитые годы и принять случившееся. Шанс. Второй шанс. Неужели сбылось? Некоторое время стою ни о чем не думая, просто наслаждаясь минутами счастья. Мысли о том, что я буду отличаться от себя прежнего, даже не возникают в моей голове. Пусть все идет, как идет, решаю я. В крайнем случае, найду, на что списать изменения. В конце концов, я в своей семье, да и память еще не отказывает.

— Алекс, ты, что опять уснул? Иди умываться.

— Он, в решетку воткнулся и что-то разглядывает, — слышится голос сестры.

— Ябеда, Машка! — бросаю я, и натянув тонкое, с растянутыми коленками трико иду в ванную.

Закрывшись в ванной, бросаю взгляд на давно забытые, но такие знакомые предметы и подхожу к умывальнику. Интересно, а какая из этих щеток моя? Беру зубную пасту и перекладываю на угол ванны.

— Мам! — кричу, открыв дверь, а где моя щетка? Опять Машка тут похозяйничала, ничего найти не могу.

— Да вот же она, — мама указывает на щетку стоящую в стакане.

— И пасты нет, — продолжаю я.

Мама оглядывается и спустя мгновение, находит тюбик, лежащий на краю ванны.

— Опять Машка все пораскидала, ничего найти невозможно, — ворчу я, закрывая дверь на шпингалет.

— Это он сам, — доносится до меня, я пасту на месте оставляла.

Вглядываюсь в небольшое зеркало, висящее над умывальником. Зубы, это моя слабость. К пятидесяти пяти годам у меня, почти не осталось своих зубов. Поэтому если в первой жизни, я предпочитал полоскание рта чистке, то сейчас нужно сделать как раз наоборот. Тем более, что нынешние садисты-дантисты, очень уважают, поиздеваться над своими подопечными. Так что чистить и еще раз чистить, дважды в день, как положено. Открываю тюбик «Поморина» и щедро накладываю на щетку валик зубной пасты. После чего с минуту, тщательно шоркаю по всему рту. Сполоснув водой рот, умываюсь, и еще раз взглянув в зеркало, выхожу из ванны.

В столовой уже накрыт стол. Кружка горячего чая с молоком, как я люблю и целое блюдо, только что нажаренных пирожков с картошкой. «Боже, как давно это было! Неужели все правда и все повторяется!». Подхожу к маме, обнимаю ее и целуя говорю:

— Мои любимые! Спасибо мам! — сажусь за стол и с удовольствием, вгрызаюсь еще в горячий, лоснящийся жиром, с поджаристой корочкой пирожок, запивая его горячим сладким чаем. Мечтательное выражение, не сходит с моего лица. Мама, сидящая напротив меня, тоже завтракает и несколько удивленно поглядывает на меня. Спустя несколько минут, видимо так и не разглядев во мне причину изменений, произошедших во мне, спрашивает:

— Что случилось, Алекс? Сегодня ты, какой-то не такой, как обычно.

— Просто я, — на мгновение задумываюсь, — видел сон. Страшный сон. И очень не хочу, что бы было так, как я видел. — Говорю я ей, делаясь серьезным.

— Расскажешь?

— Да. Но только тебе.

— А мне?! — раздается голос сестры, стоящей в проеме двери.

— Тебе нельзя. Ты еще маленькая, — поворачиваюсь к ней с улыбкой.

— Сам ты маленький! Вон даже с кровати еще падаешь! — она показывает мне язык и уносится в дом, как только я порываюсь встать. Тут же оттуда доносится хлопок закрывшейся двери и слышится ее голос:

— Мам, Сашка меня обижает!

Мы с мамой переглядываемся и обмениваемся улыбками.

— Мария, не выдумывай и иди завтракать, — притворно строго говорит мать.

— Сашка дверь закрыл и не пускает меня!

— Не выдумывай, иди есть!

— Ну правда, мам!

Слышится скрип, тихонько открываемой двери, из-за которой высовывается любопытная с хитринкой рожица сестры, замечающая, что я все так же сижу за столом. Она тут же принимает серьезный вид и задрав нос, горделивой походкой, вплывает в столовую. Обойдя вокруг меня и мамы, показывает мне язык и занимает свое место за столом, напротив меня.

— Некрасиво, показывать свой язык. Тем более за столом, — произносит мать. Сестра, уже готовясь дать отпор, открывает рот, как я большим пальцем показываю ей на зеркало, висящее за моей спиной. Смуглое от рождения лицо сестры, наливается краской смущения, делая его почти шоколадным.

Завтрак проходит в полном молчании.

Наевшись, я приподнимаюсь из-за стола и поблагодарив маму, за вкусный завтрак, отчего та, вновь удивленно приподнимает брови, тянусь к отрывному календарю, висящему на стене. Взявшись за листок, уже готовлюсь сорвать его, как врывается голос сестры:

— Я уже отрывала сегодня. — Бросив на нее взгляд, вижу на мгновение показавшийся язычок и ехидное лицо.

Переведя взгляд на календарь, замечаю сегодняшнюю дату. 29 августа, 1970 года. Осталось два дня до школы.

Вдруг вспомнив, поворачиваюсь к сестре и говорю:

— Все. Кончилась твоя спокойная жизнь. Теперь и ты школьница. Двоек нахватаеш-ш-шь! Особенно по поведению.

— Что это я их нахватаю?

— А как язык покажешь учителю, так и нахватаешь! — с улыбкой говорю ей.

— А, что это я ему язык буду показывать?

— А, что ты еще-то можешь показать, у тебя и нет больше ничего, только язык длинный. Розовый и мокрый.

— И вовсе он не мокрый. — На глазах сестры, начинают наворачиваться слезы.

— Значит с тем, что он длинный ты согласна. — Констатирую я.