Это при всем при том, что, имея в анамнезе историю с Бориком, Катерина обзавелась обычной для многих, прошедших через крах семьи, постразводной фобией, боязнью снова привязаться к кому-нибудь, снова поверить и снова потерпеть крах.
«Да ладно!.. — говорила она сама себе и верила. — Я просто любуюсь явлением природы. Пейзажем можно любоваться? Я наслаждаюсь созерцанием пейзажа». Момент был упущен, да и был ли он? Катя начала тосковать. И тосковать, и ревновать, что было особенно неприятно. Вначале здорово злилась на себя и иронизировала и даже пыталась презирать. А когда поняла, что все без толку, решила терпеть.
Главное, чтобы он ничего не заметил и не заподозрил. Он был богат, успешен, красив и холост. Прекрасная мишень. Но Катя хорошо понимала, на каких разных орбитах жизни они вращаются. Она не принижала себя, нет. И круг ее знакомых ничуть не ниже тех, с кем общается Демидов. Победнее — да, но не ниже.
А Демидов был высокомерен и утонченно язвителен. И еще он умел смотреть так, как будто перед ним даже не пустое место, а пустая ямка. Не очень-то хорошо это его характеризовало. Несносный отвратительный тип. Разве Катя была слепа? Отнюдь. Но это не имело никакого значения. Она попалась.
Всегдашнее чувство юмора ей не помогало, и тогда она научилась изображать безразличие, граничащее с хамством. А что делать? Жить-то как-то надо. Хочешь, не хочешь, а сталкиваться приходилось, вот и защищалась. Надо же, а он, оказывается, ее тоже заметил и даже говорит теперь, что «втрескался»…
Хоть бы не был он участником этих всех грязных дел!.. Наверно, догадывается, отчего Катя его избегает, обидно ему, наверно, но она все равно должна узнать правду, а потом принять решение. Хорошо бы, чтобы решение это не было злодейским.
Марианна посмотрела с недоумением на скисшую Катерину и задала вопрос по существу:
— Жизненные интересы задеты?
Катя моргнула. Марианна непонятно хмыкнула, нырнула в тумбочку стола, достала две кружки — одну красную с надписью «Нескафе», а другую синюю, с надписью «Марианна», чай в пакетиках, сахар и спросила:
— Чайку попьем? Или торопишься?
«Ух ты, — подумала обрадованно Катя и закивала быстро головой, демонстрируя энтузиазм вкупе с благодарностью.
Они плеснули кипятку, заваривая чаек, и устроились — кто говорить, кто слушать.
— Оказывается, Ескевич был игрок, — вытаскивая и снова погружая в кипяток пакетик «Ахмата», чтоб заварился покрепче, приступила к рассказу Путято. — Собирались они на разных квартирах, играли в картишки, но по-крупному. Все как у всех — компания хорошо знакомых людей. Приводили новеньких по рекомендации. Но правила жесткие, проиграл — плати. Конечно, в этом кругу вряд ли бы пошли на убийство ради карточного долга, но шантаж был в ходу.
Ескевич проиграл очень большую сумму, настолько большую, что расплатиться ни в ближайшем, ни в отдаленном будущем вряд ли бы смог. У него даже не было знакомых, которые могли бы одолжить такую сумму, хотя обычно он знал, к кому обратиться, и помощь получал. Ему позволили отыграться, но опять не повезло, долг увеличился. Что делать, карта не пошла. Человек, которому он проиграл, грозил открыть глаза на Ивановы шалости его тестю, а тестя Ваня боялся. Тесть у Вани хоть и старый, но волк, со связями и влиянием. Опасный старик.
Короче, предложил Иван Алексеевич вместо денег живой товар, авось для чего сгодится. И это сработало, потому как в то время, а именно, весной, собирался тот человечек раскручивать один проект, но деньжат было маловато. А тут дармовая сила. Ему как раз нужны были люди на неквалифицированный тяжелый труд. Так и родилась в Ваниной преступной голове идея Севастопольской учебной базы.
Смотри, как удобно: ребятам по семнадцать лет, вполне физически развитые, и искать их никто не будет, поскольку родственников ни у кого из них нет. Сразу поясню, что такое учебное заведение на тот момент действительно имелось, только готовило оно не рядовых морской милиции, как озвучил в интернате романтичный Ескевич, а маляров-штукатуров, плиточников, плотников и так далее, но это и неважно.
Важно, что в этом учебном комбинате преподавал технологию строительства Ванин бывший однокурсник, и он, этот однокурсник, наезжая иногда в столицу, останавливался у Ескевичей по старой дружбе. Большой выгоды в такой дружбе Ваня не видел, но, как человек запасливый, связь не прерывал, мало ли, на что может сгодиться.