Ты родишь для меня (СИ)

Да, идея была глупая до невозможности, но Гера был уверен, что так «он отвянет быстрее». Не будет меня третировать, не станет пытаться все вернуть. Я не смогла бы простить предательство ни каком виде, так что согласилась. Пусть на глупую, кажется, лишенную здравого смысла идею. Но решилась, в который раз выхватывая из толпы осуждающие взгляды подруги. Она не пыталась со мной говорить, как только прошел слух, что мы с Радушиным вместе.

И я не пыталась. Зачем? Она уверена в том, что он не совершал этого, я уверена в обратном, потому что все видела своими глазами. Я склонна верить фактам, они вещь упрямая.

Обе в итоге остались при своем мнении.

Набрав полные легкие воздуха, я заставила себя сделать последний рывок. Шажок к окончанию этого действия.

— Я тебя…ненавижу. Ненавижу, предатель. Подонок! Мразь! И да, я с Германом. Понятно тебе?! А ты…ты просто моя ошибка, — этот крик прошелся лезвием по моим нервным окончаниям, казалось, что в жизни я никогда так не кричала. Никогда не плакала столько, сколько сейчас, никогда не умирала от осознания простой истины: меня предал самый близкий человек.

Агапов замер, а затем вжался в меня, выталкивая из горла слабый стон. Боли. От такой близости, что хотелось избежать.

Схватив меня за подбородок, Влад процедил мне в губы очередные осколки, не слова. Он сказал их, испепеляя своими глазами, что сейчас дарили боль. Оглушающую. Пережить которую я точно не смогла бы в один миг. Она запомнится как самая сильная, как приносящая непрекращающиеся страдания, что рваными ранами оседают в моей душе. Они будут накапливаться огромным скопом. И будут живым напоминанием для будущего.

— Я переспал с Полей, дважды или трижды, не помню. Но это были лучшие ночи в моей жизни, — прозвучало громко. Забив последний гвоздь в уже абсолютно мертвое сердце, Влад справился с полным уничтожением меня. — И буду с ней спать дальше, — наглая, самодовольная ухмылка растянулась на когда-то любимом лице.

Я вырвалась из его захвата и со всей дури замахнулась, чтобы ударить по лицу. Посильнее, помощнее, так, чтобы запомнилось. Мне. Ему. Обоим.

Это был конец.

Оглушающий шлепок разнесся по коридору. Люди, что стояли с разинутыми ртами, замерли. Все ждали реакции Влада, но ее не было. Собственно, я больше ничего не ждала, ни от него, ни от кого бы то ни было еще. Это был мой личный финал «счастливой» истории любви.

— Гера, я тебе ее дарю. Совет да любовь, — прокричал под конец Влад, бросая на меня последний взгляд, наполненный презрением.

Герман был прав. Именно это растопчет все, именно мое решение так закончить отношения не дадут Агапову ни единого шанса попытаться все вернуть.

Когда массивная фигура Влада развернулась, мои пальцы закололо от желания протянуть руку, ноги вибрировали, так хотели побежать вслед. Но голова отчетливо давала мне одну картинку, где он и она. Где был на самом деле конец всему.

Я лишь уберегла себя от лишних столкновений.

И мне было плевать, как это смотрелось со стороны.

23

ВИТА

Меня сжимают в жестоких руках, сильных, но жестоких. Он соврал? Как соврал? Как это все возможно? Я ведь видела своими глазами… Я слышала его слова, я видела его реакцию, все факты указывали на одно. А сейчас он на полном серьезе говорит, что все было ложью? Все годы, которые я прожила с осознанием того, что однажды меня предали, были пустышкой?

Выплаканные за месяцы глаза, душа в клочья, ссоры с родителями и такая жгучая потеря не только парня, но и лучших друзей в лице Агаты и Влада — все это было зря? Так просто?

Распадаясь на жалкие кусочки, я пытаюсь найти хотя бы один довод, почему мне стоит поверить ему сейчас, по прошествии стольких лет. И не нахожу. Меня словно давят тем шарфом, что тогда, много лет назад, сразу после ссоры с Агаповым я сожгла во дворе нашего универа под странные взгляды прохожих. Я сжигала свою боль, смешанную с неверием, неспособностью осознать простую истину — я доверилась не тому.

Все остаточные разумные доводы отходят на второй план, как только я оказываюсь в плену Агапова, крепко прижатая к мускулистой груди. Меня окружает его аромат, что по крупицам оседает в легких и закупоривается там, принося какой-то неземной трепет.

И вместо очевидного сопротивления я утопаю в грубой нежности, что мягкими волнами касается кожи лица, шеи, плеч, спускается ниже по талии и плотно обосновывается там. Впечатывается, словно пытается оставить метку. Клеймо. Грубость сменяется чем-то смутно знакомым, чужеродным, таким, на что я точно не готова. Легкими мазками это чувство касается внутренних струн моей души, оставляет след. Он печет и заставляет трепыхаться.

Не могу впустить весь вихрь этих эмоций. Не позволяю себе окунуться в Агапова полностью, и, когда губы настойчиво прокладывают путь по коже шеи, я отскакиваю, словно получила удар под дых.

— Отпусти, — руки сами впиваются в мужские предплечья, я с силой зажмуриваюсь и дышу так надсадно, словно бежала марафон. — Отпусти меня, — трескающийся голос пугает даже меня.