Ты родишь мне после развода (СИ)

Паркуется из последних сил, и с трудом выбирается наружу.

— Тебе больно? — причитаю я на каждом шагу. — Кто это был? Те люди?

Морщась, он идет от «ягуара» к крыльцу, опираясь на машину. Я бросаюсь к нему, обхватываю рукой, стараясь помочь. Только Яров весит минимум восемьдесят пять, а я чуть за пятьдесят. Я больше мешаю, чем могу помочь.

— Не знаю. Все нормально, не волнуйся, Карина…

Смотрю в бледное лицо и не верю. Мы поднимаемся на крыльцо. Яров опирается на перила, а я тем временем открываю дверь. Дом кажется уже знакомым и уютным — как родной. Наконец-то, дошли.

Помогаю сесть на диван.

— Сейчас подогрею воду.

Помню, как действовали в прошлый раз и начинаю метаться по дому, готовясь к операции. Что у него за рана еще непонятно, а если все серьезно?!

— Не паникуй, — Яров улыбается.

Сидит, расставив ноги, лицо страдальческое, но держится. Откинулся на спинку дивана, изогнувшись, чтобы сберечь травмированное место. Дышит сквозь зубы тяжело и быстро.

— Как я могу не паниковать, — бормочу я, пытаюсь справиться с дрожью в руках.

Вспоминаю про аптечку и бегу обратно к «ягуару». Тащу увесистый ящик обратно. Мы уже потрошили ее в прошлый раз, но использовали не все — бинты, кровоостанавливающее еще осталось, и все равно… Я же разумный человек, понимаю, что вряд ли справлюсь. Второй раз нам не повезет.

У меня трясутся руки, когда я раскладываю приспособления для обработки на чистой салфетке.

Яров спокойно наблюдает за этим, как и за всем, с чем сталкивается. И только быстрое, тяжелое дыхание выдавало его чувства. Не отрываясь, он следил за приготовления.

— Вода закипела, — говорю я.

Даю как следует прокипеть и пытаюсь расстегнуть рубашку Ярову. Он перехватывает руку.

— Не надо. Я сам.

Мы оказываемся так близко, что я вижу испарину у него на лбу. На миг теряю равновесие и, чтобы устоять и не рухнуть прямо на него, упираюсь коленкой в диван между ног Ярову. Он чуть наклоняется вперед, в глазах туман от боли, но в глубине их светился здравый рассудок и привычная ирония.

— Ты не справишься, — возражаю я, нащупывая пуговицы.

— Справлюсь.

Наши пальцы переплетаются. Неловкий момент для романтичной сцены, когда он истекает кровью и едва владеет собой. Но прикосновение пальцев такое чувственное, а я все-таки расстегиваю рубашку мужчины, хоть и по другому поводу. Мы так близко, что я ощущаю его растревоженное дыхание.

Он наклоняется вперед и вдруг целует меня со вкусом кофе и боли. Выпускает меня из объятий, когда я отклоняюсь назад.

— Прости. Не смог удержаться, — он снова улыбается, а я смотрю на губы и сердце бьется так часто.

— Я замужем, — грустно напоминаю я.

И напоминаю уже про себя: из-за меня он получил эту рану. Яр меня защищал от удара. Это так приятно. Какая-то новая грань чувств. До этого мужчины не ловили за меня удары, тем более, ножом.

— Вот и правильно. Не лезь, — отрезает он, расстегивая рубашку, а я отхожу к окну.

Прогнал.

Прогнал поцелуем! Иначе мы бы еще долго спорили за пуговицы. Я держу возле рта щепотку пальцев, словно собираюсь грызть ногти. Прислушиваюсь к тому, что происходит за спиной — Яров занимается раной. Сильно пахнет дезинфекцией, звенит скальпель, брошенный в стальную миску.

Смотрю на «ягуар» на фоне зеленой листвы за окном, а у самой дрожат коленки. Не из-за раны… Из-за поцелуя. Его нежности и напора, ощущения пальцев на талии и его мягких губ.

Один поцелуй — он меня и спугнул, и смутил, и разволновал.

Вспоминаю про мужа. Вадим таких чувств никогда не вызывал. Даже в ранней молодости, когда мы только встретились и были счастливы.

Совершенно другой человек. И другой поцелуй.

— Карина!

Оборачиваюсь. Он уже бинтует бок, пытаясь соорудить давящую повязку потуже. Все, как в прошлый раз — решил вопрос сам, а меня зовет бинтовать. Подхожу к нему. Без страха, как в первый раз. Но смущенно отвожу глаза, когда он пытается поймать мой взгляд.

Наклоняюсь и помогаю с бинтом, стараясь избегать прикосновения к телу, чтобы снова не испытать неловкость. Справляюсь быстрее, чем в прошлый раз.

— Как ты думаешь, что теперь будет? — спрашиваю я, пытаясь увести собственные мысли подальше от поцелуя.

Он молчит, пока я не поднимаю глаза.

Мы встречаемся взглядами, и я краснею. Отчетливо вижу в его глазах, о чем он сейчас думает и это не наши враги. У него такое красноречивое лицо и все мужские мысли на нем написаны. Он такой красивый и загадочный, глаза просто увлекают в бездну за собой… Яров улыбается кончиками губ, и так же молча убирает с лица волосы.

— Что ты делаешь? — пытаюсь отсесть, он не дает.

Рассматривает мое лицо с нескольких сантиметров, дышит на щеку. Мне приятно его внимание. Но Вадим…

— Яр, не надо… — шепотом прошу я умерить свой назойливый интерес к моим губам.

— Почему? — шепчет он. — Тебе же нравится.