Ты родишь мне ребенка

Кое-что совсем незнакомо – логично, потому что это совсем свежие работы неизвестных начинающих художников, но, как пояснил мой гид, - «за ними будущее».

— Юлдаш, — улыбается пожилой мужчина. — Я давно работаю у Камала.

— Ваше имя тоже как-то переводится? — вспоминаю о словах мужчины, когда он сообщил, что его зовут «совершенный».

— Друг, — улыбается он и хитро косит взглядом в мою сторону.

— У вас очень красиво, — поддерживаю я беседу.

— Я работаю у Камала много лет, но впервые показываю его дом женщине, — он смотрит на меня в упор, и мне кажется, хочет залезть в самую душу, чтобы докопаться до какой-то правды, скрытой истины, но я сама не знаю, что он жаждет там увидеть и потому просто пожимаю плечами.

— Думаю, он пожалел меня – я совсем не умею заводить компании.

Он смеется чистым колокольчиком. Покачивает указательным пальцем.

— Женщина  умеет все, — говорит он. — Просто она еще не знает своих сил.

Я вздыхаю.

— Или… — тут он отворачивается, ведя меня дальше по коридору, включая свет чтобы осветить анфиладу, состоящую из картин, как в галерее. — Просто еще не нашелся тот мужчина, который смог бы ее направить.

Посмеиваюсь над его деланно – отстранённым тоном.

— Я, вообще-то, замужем.

— Это не проблема. Проблема, если женщина не любима и не любит. Тогда ей нужен совсем другой мужчина.

Я совсем теряюсь от этой странной современной восточной мудрости. И потому делаю вид, что увлечена одной из картин, которая находится ближе. Мужчина тут же понимает мой прием, расценивает его верно, и тут же принимается рассказывать тоном завзятого экскурсовода о том, кто автор этого шедевра и что он таит в себе.

Вдруг на телефон Юлдаша приходит сообщение, он раскланивается в извинениях, просит дождаться, и не скучать. Я согласно киваю, но только оставшись одна, понимаю, что должна выйти к людям. Это немного странно – находиться одной в самом сердце дома жутковатого хозяина. И пусть я здесь гостья, меня развлекают так, как могут, в меру своих сил и моей пугливости, но все же, это не дело.

И потому я бреду вперед, и вдруг вижу, как впереди мелькает мужской силуэт.

Кажется, это Игорь. Я обрадованно семеню туда, в коридор, по которому он только что стремительно пробежал. Он или пошел на поиски мужской комнаты или направился на поиски меня. Хотя, честно говоря, второй вариант не такой подходящий, но все же…

В коридоре пусто. Только светлые стены, бра, освещающие путь, и несколько закрытых дверей. Но я же не буду заходить в каждую? Стою и в нерешительности тереблю рукав длинного платья. Снова чувствую, как начинает чесаться щека и обожженная шея, как всегда во время волнения.

— Да! — вдруг слышу в глубине коридора и решительно иду туда. Голос слышно глуховато, но тем не менее. Иду так, чтобы не было слышно цоканье каблуков. Не знаю, откуда такие фантазии, но почему-то мне не хочется будить тех демонов, что таятся в каждом квадратном сантиметре этого огромного дома, принадлежащего экспрессивному хозяину.

Я замираю перед приоткрытой дверью, поднимаю руку, чтобы ухватиться за ручку двери.

— Нет, — слышу резкое. Это мне? — Я сказал тебе: проблему нужно решать кардинально. — Выдыхаю и понимаю, что показалось – отрицание было направлено на не меня. Но при этом и съеживаюсь, когда до меня доходит, что я стала невольной свидетельницей телефонного разговора Камала – теперь его голос я ни с чьим больше не перепутаю.

— Его нужно убрать с дороги, — он снова затягивается сигаретой и выдыхает дым чуть громче, чем обычно. — Но сначала…Сначала найди то, что ему дорого и уничтожь.

Он молчит, недолго слушает чьи-то слова.

— Мне все равно. Он решил меня обмануть, так пусть отвечает за это. Но сначала пусть поймет, почему он платит такую цену. А для этого нужно лишить его того, что для него как глоток воды. Как солнце. Что это – дочь? Жена? Любовница? Мать? Мне не важно. Он слишком зарвался.

Он снова выдыхает дым, и я будто бы вижу, как он поднимает голову кверху, к потолку, от чего приходит в движение кадык. И эта картинка в моей голове вдруг становится такой явной, мужественной, реальной, что я прихожу в себя только тогда, когда он бросает резко:

— Сними все на видео и покажи ему, перед тем, как все закончится для него. Хочу, чтобы он видел, знал, умылся слезами. Но ничего не смог изменить. Пусть все закончится для него на такой ноте. И остальные знали, что с Камалом нельзя играть.

От услышанного у меня округляются глаза, и я медленно пячусь назад.

Но…

Как всегда, в лучших традициях самого паршивого фильма, или по закону Мерфи запинаюсь о подол своего нарядного и крайне длинного платья.

Черт.

Падаю прямо на свою пятую точку.

Довольно болезненное ощущение, неприятное. Но самое неприятное и страшное – что при этом я произвожу столько шума, что можно поднять мертвого. Воистину слон в посудной лавке…

Может, у меня есть время уползти? Вскочить, не сломав и не подвернув ноги? Но нет, кажется, нет. Мне не везет. Я вижу, как отворяется дверь и из комнаты выходит Камал.