— Ты поднимаешь руку и останавливаешь первую встречную машину. Едешь автостопом. В Швеции шоферы не могут не остановиться. «Куда путь держите?» — любезно спрашивает водитель. А ты ему отвечаешь: «Все равно. Езжайте куда-нибудь». Водитель трогается с места, но тайком бросает на тебя трусливые взгляды. Он не знает, что и думать. А ты ощущаешь свое над ним огромное превосходство. Тебе не хочется думать. Тебе все равно. Солнце, небо, растущие по обочинам деревья и даже свежий ветер проникают в тебя через глаза. И природа завоевывает тебя. Водитель пытается заговорить с тобой, чтобы понять, не сумасшедший ли ты. Это досаждает, и когда тебе надоедает вконец, ты просто говоришь ему: «Остановись!» Опять же хлопаешь дверью и идешь через поле, останавливаешься перед каким-нибудь домиком, на твой звонок выходит приветливая хозяйка. «Что-то случилось? Чем я могу помочь?» — спрашивает она. «Я что-то проголодался!» — рычишь ты. В Швеции тебя непременно накормят. И так ты существуешь, не занимаясь ничем, кроме самого существования, и именно тогда к тебе приходит понимание того, что существование является великой самоцелью. Это не игривое
— И как ты из нее вырвался?
— Думаю, что после некоторого периода опьянения любой человек испытывает ужас от Пустоты. Она становится невыносимой, как однообразная пища, как монотонный звук. Тогда ты начинаешь испытывать дикую ностальгию по наполненности и тебе хочется в нее вернуться. Ты понимаешь, что ты создан, чтобы создать, наполнить мир чем-то. И тебе нужно вернуться домой. Если ты этого не сделаешь, ты навсегда останешься в Пустоте. Я вернулся. Жизнь в битнических коммунах очень приятная. Меня испугали наркотики. Ведь я-то лишь алкоголик.
— Ты упомянул коммуны. Почему из битников не получаются коммунисты, а из коммунистов битники?
— Потому что бог коммунистов — власть, а для битников власть — это дьявол…
С поэтом Якобом Брантингом мы на всю жизнь стали друзьями. Когда мы увиделись с ним в Стокгольме, его дети уже встали на путь антибрантингства. В большой столичной квартире старого Ялмара они выделили маленькую комнатку, на дверях которой висела табличка: «Родительская резервация». Но у Якоба были еще две лодки и маленький домик на маленьком острове в шведском архипелаге. Одна лодка — парусник — называлась «Поэзия», другая лодка была моторной и называлась «Проза». Якоб спросил меня, на которой из двух мы поедем на остров. Я выбрал «Прозу» — как более надежную. Всего лишь один раз в своей жизни я отказался от поэзии. Но «Проза» была доверху наполнена бутылками, и мы чуть не пошли ко дну. Когда мы добрались до Телячьего острова (так называлась земля Якоба), мы объявили его независимым государством свободного духа. Но все это произошло позже, и эти истории я расскажу, если однажды придет их время.
Потому что сейчас я все еще в XI и XII веках, у катаров.
VIII
Альбигойцы утверждали, что все земное, особенно власть церкви, является порождением Люцифера. Их иерархия была очень упрощенной: «верующие» и «посвященные» (это напоминает орфических внутренних и внешних, эзотерические и экзотерические круги, а также манихейскую структуру). «Верующие» в случае смертельной опасности имели право отречься от своей ереси. «Посвященные» же были обречены защищать свои идеалы до конца, до самой смерти. У них не было права на брак, на дом и на собственность. (К женщинам альбигойцы не прикасались.) Они постоянно жили на содержании у «верующих». Считается, что «посвященных» было около 4000 человек.
Именно эти чистые апостолы, появляющиеся и исчезающие, как призраки, распространили по Европе магию богомильской коммуны. И не думайте, что «посвященных» сожгли и стерли с лица земли. Их можно встретить и поныне — притаившимися между строк какой-нибудь безобидной книги, как в пещере на обочине дороги. Невинные читатели — путники, следующие за мечтой о счастье, оставляют им слезу или вздох вместо пищи. А на другое утро они просыпаются, почувствовав внутри обжигающий огонь, и понимают, что тоже стали «верующими».
Если это вы — отрицайте!
Правда, у «посвященных» нет права отрекаться.
Когда Советский Союз самовзорвался, произошел обратный процесс: «посвященная верхушка» первой отреклась от своих идеалов, а «верующие» остались, чтобы поплатиться за катастрофу жизнью.