Ты следующий

Я откопал маленький кожаный чемоданчик, оставшийся от отца. Во время войны его дважды мобилизовывали в госпитали, и это — наряду со многим другим — подорвало его здоровье. Я знал, что в чемоданчике отец держал туалетные принадлежности, личные свои вещи, сигареты, лекарства и письма, которые мы ему писали. Поэтому чемоданчик был мне очень дорог. Сейчас в него уместился весь мой багаж для первого путешествия по миру. Неизменные бритвенные принадлежности, две рубашки, белье, пижама, несколько экземпляров моей книги, бутылка коньяка и — абсолютное расточительство — батончик луканки.

•

Мы поехали на поезде. Вторым классом. Пересекли границу ночью. Я прилип к окну в пустом тамбуре. Напрягая зрение, пытался заметить хоть какую-нибудь перемену, хоть какое-нибудь отличие, увидеть что-нибудь заграничное. И мне даже показалось, что я заметил — у домов не было стрех! Рядом со мной у окна встала студентка. Помолчала, а потом сказала:

— Посмотри! Ты видишь во мне что-нибудь необычное, что-нибудь тревожное или… подозрительное?

Я попытался отшутиться:

— Скорее соблазнительное.

Тогда она разулась:

— Потрогай мою ступню.

Под чулком прощупывалось что-то выпуклое, заклеенное лейкопластырем.

— Что это?

— Золотая монета, — смеялась она возбужденно. — Считай, я уже богата! Если меня не поймают. Если я не выдам себя волнением…

Настоящие перемены я ощутил на крытом вокзале Будапешта. Огромный и темный, он зиял, но не как пасть, которая хочет тебя поглотить, а, скорее, как рот, который пытается выкрикнуть что-то в кошмарном сне — и не может. Нас заранее предупредили, что здесь выходить не рекомендуется. И ни в коем случае не говорить по-русски. Но, как обычно и бывает, именно из-за этого предупреждения мы все и вышли. Строгая бдительная ассистентка, которая сопровождала нашу группу, вылетела первой под тем предлогом, что ей хочется пить. Когда поезд снова тронулся, она неожиданно раскричалась, что потеряла сумку. Разумеется, она утверждала, что сумку украли. А ведь в ней не было ничего особенного — только коллективный паспорт на всю нашу группу: жалкая тетрадка, инвентарная книга душ. Нас выкинули на пограничной станции Комаром (Комарно) как контрабандный товар. И пока сопровождающая жаловалась и оправдывалась, пока звонили в Будапешт, пока искали сумку в вокзальном буфете и доставляли ее следующим поездом, мы сидели на безлюдном перроне под небом с другими звездами, словно существа, покинувшие реальность.

В Берлин мы приехали, умирая от усталости. Хозяева ждали нас, встревоженные нашим таинственным опозданием. Мы пересели на электричку до Штраусберга. Вагон был для пассажиров с багажом и собаками. Огромный любопытствующий ньюфаундленд пристроился рядом со мной, но его красивая хозяйка делала вид, что меня не замечает. Однако когда наша группа сошла на станции Бисдорф, могучее животное устремилось следом, вытащив изумленную молодую даму на перрон, и побрело за мной, прилипнув мордой к моему волшебному чемоданчику.

— Was ist das?[40] — заволновались хозяева.

Я открыл подозрительный чемоданчик.

— Ach, so! Paprikawurst![41]

Ньюфаундленд схватил луканку и вернулся к своей хозяйке, как Блудный сын.

После этого последнего таможенного досмотра я уж точно оказался в Германии. В выделенной мне комнате я принял душ и сразу заснул в чистом, как аптека, студенческом общежитии. Но даже во сне я продолжал путешествовать.

Всего лишь 15–16 лет назад по этому маршруту проехало несколько миллионов наших сверстников. Красивых, умных, хорошо вооруженных. Они так никогда и не вернулись. Позже по тому же маршруту проехали миллионы евреев. Испуганных, растерянных, обреченных. И они тоже не вернулись назад. Затем пришла очередь Красной армии. Ей-то было известно, что кто-то вернется, а кто-то нет. Сейчас дорога оживала снова. Кто окажется следующим?

Утром, бодрые, причесанные и нарядные, мы поспешили отправиться на наше первое любовное свидание с Берлином. Но веселое настроение группы моментально испарилось. Под лучами утреннего солнца электричка неслась по поражающей воображение пустоши, которую вчерашний мрак скрыл от наших глаз. Куда бы ни падал взгляд, всюду вздымались лишь серо-черные руины, простиралось каменистое поле боя. Небесный град принес сюда смерть. И если где-нибудь посреди руин поблескивало на солнце какое-нибудь озерцо, то оно казалось золотым зубом, случайно не выкраденным из черепа. Это были развалины мира, который был и моим тоже. Бесконечные развалины, заключавшие и часть меня. Совсем маленькую часть — размером с начальную школу.

•