Пока мы едем он еще раз звонит в больницу и снова осведомляется о состоянии Гордея. Со своего места я слышу ответ, оно без изменений. На лбу Демьяна залегает глубокая морщина.
Мне кажется ему хочется поехать быстрее, но он косится на меня, и наоборот, сбрасывает скорость.
- Тот случай, о котором ты говорила, - вдруг произносит он. - Когда это произошло?
- Неважно. Я...Изначально я не хотела рассказывать об этом.
- И все же? И это твое "кое-что"...Речь идет о беременности?
- Чуть больше года назад, - выпаливаю я на выдохе. - И...да, ты правильно понял.
- Ясно, - произносит он и замолкает.
Каждый из нас снова рассматривает пейзажи за окном.
...
Подъезжаем к больнице.
Демьян паркуется, а потом помогает вылезти из машины мне, когда я, замешкавшись, не делаю этого сама.
- Так сильно любила? - спрашивает он, загораживая проход. - Поэтому ребенка решила сохранить?
Захват моей ладони становится жестче. Он буквально стискивает мою кисть в своих пальцах. И весь...очень сильно напряжен.
- Конечно, любила. И ребенка никогда бы не смогла убить, - еле слышно произношу я, едва не морщась от боли.
- Кто бы мог подумать. А что сейчас? Все еще влюблена в Макса? Впрочем, не отвечай. Я не хочу этого знать.
Отпускает мою руку, разворачивается и быстрым шагом идет по направлению ко входу.
Что? В Макса?
- Дурак, какой же ты дурак, - бормочу ему вслед.
- Я тебя любила. И сейчас все еще люблю.
Но он не слышит, слишком далеко отошел.
Мне не остается ничего, кроме как броситься его догонять.
Глава 50 Командуй, Ви...
Я слишком уязвим сейчас, чтобы противостоять.
Демьян
Мне так херово, что впору удавиться.
Хочется напиться, бухать буквально не переставая, но, само собой я этого не делаю.
Брат все еще без сознания, и я окажусь безвольным слабаком, если позволю эмоциям взять над собой вверх.
Первым делом я убеждаюсь, что ему предоставлены самые лучшие условия, снова разговариваю с врачом, потом долго сижу у его постели.
Провода, капельницы.
Кучу каких-то доводов себе привожу в пользу того, что это, типа, норма, после операции стандартно.
Я ненавижу все, что связано с больницами. Я жду, что Гордей придет в себя с минуты на минуту, и мы сможем съебаться отсюда в самое ближайшее время. Я дико злюсь, на однообразное «пока не можем сказать ничего определенного».
Мир в руинах, на обломках которого танцует Заноза со своим подтверждением, что она любила Макса.
Маячит перед глазами, а у меня, блядь, не хватает сил ее оттолкнуть и послать, к херам, подальше. Как бы ни ненавидел, но ее присутствие придает мне сил.
Да что там, только из-за нее и держусь. Она такая... С твердым волевым характером. Одним только своим видом транслирует, что все будет хорошо и словно передает часть своей уверенности мне. Врачам, со всей их медицинской мутью, я не особо доверяю, но ей отчего-то верю. Хер знает, почему.
Ведь, по хорошему, она здорово меня прокатила, и не заслуживает.
На всякий случай я все же нанял людей, немного покопать в том направлении, что она задала, хотя по мне, все, что наплела, похоже на полнейшую муть. Но... Лучше поздно, чем никогда. Парни вначале даже не знали, с чего начинать, решили. прикалываюсь над ними. Воссоздать тот ее день по шагам? Полететь в Европу, и отыскать Макса, чтобы вытрясти из него всю информацию?
Да, блядь, найти его и выбить из него все про это, якобы, похищение. Еще каких-то девок приплела.
- Не знаю, - сорвался я на них. - Делайте, блядь, что хотите, но чтобы достоверная информация лежала у меня на столе.
Я по-прежнему думаю, что рассказ Занозы - это полнейший бред, что косвенно подтверждает тест на отцовство. И все же…
Ладно, пусть ищут зацепки, а дальше будет видно.
…
У Гордея в больнице мы проводим чуть больше полутора часов. Сидим рядом с его кроватью, пьем кофе в коридоре.
Почти не разговариваем, но я болезненно реагирую на все попытки Ви от меня отойти.
Она будто чувствует, и держится рядом все время.
Потом приезжает мать и сменяет нас. Говорит, что отец приезжал рано утром. Специально, чтобы не пересечься с ней.
С тех пор, как она вышла замуж за другого, он не выносит ее присутствия рядом с собой.
Заноза…разглядывает ее с любопытством и совершенно не тушуется перед ней. Впрочем, обе слишком обеспокоены, чтобы обращать друг на друга много внимания.
По дороге домой она расспрашивает меня о материи.
Где живет, чем занимается.
- А не все ли тебе равно? – осаживаю ее я и она тут же замолкает.
Отворачивается, а я говорю себе, что похер, насрать. Я не обязан изливать перед ней душу. Она никогда меня даже не любила.
Закидываю ее в особняк, и сразу же еду к отцу.
Во второй записи мне кое-что не нравится, и я решаю поделиться своими наблюдениями с ним.
Хочу, чтобы его люди копнули глубже.
Пока еду, внимательно слежу за дорогой, но ничего странного, к примеру, слежки, как ни стараюсь, не замечаю.
…
- Ты уверен? – спрашивает у меня отец, и на его лбу залегает еще одна морщина.
- Да, блядь, сам внимательно посмотри. Он не просто так рухнул под колеса той тачки.
Мимо, очень близко от него, проезжала черная беха с заляпанными грязью номерами.