Ты спишь?

Я понимала, что подыгрываю ей, и все же не могла удержаться.

– Плюс ты на – сколько? – всего на восемь лет старше Изабеллы? Она тебя хоть слушает?

– Отчего же ей не слушать? Я молода, красива – и замужем за богачом. Значит, я кое-что смыслю. – Эллен посмотрела на меня. – Шучу, Джози. Можешь посмеяться.

Эллен, высмеивающая саму себя? Это развеселило меня куда больше ее так называемой шутки, и я действительно расхохоталась.

– Ты не шутишь, и мы обе это знаем. А теперь скажи, будет ли на похоронах Лани?

Эллен вздохнула.

– Конечно. Твоя сестра, может, и бестолочь, но она не пропустит похороны собственной матери. А ты чего ожидала?

Я обмякла в глубоком сиденье.

– Опасалась, что Лани умерла.

– Не драматизируй. – Эллен стиснула мое плечо. – Попытайся о ней не думать, ладно, золотко? Неделя будет тяжелой и без тревог о сестре.

Я кивнула, но сердце у меня екнуло – если речь заходила о Лани, повод для тревоги находился всегда.

* * *

В семи милях к северу от Элм-Парка мы пересекли знакомую гравийную дорогу, вьющуюся меж двух высохших кукурузных полей и изрытую колеями. Как же хотелось свернуть туда и проехать до самого конца, где стоит – или, по крайней мере, когда-то стоял – фермерский дом. Глупое желание, конечно. Ничего родного там уже не осталось. Бабушка с дедушкой умерли пятнадцать лет назад, а новые владельцы наверняка сровняли дом с землей и на его останках занялись промышленным животноводством.

– Семейный фермер – вымирающий вид, – сказал как-то дедушка, раскуривая трубку.

Мы вдвоем сидели на крыльце, мне было десять лет, и я не понимала, о чем он рассуждает, но хотела, чтобы меня считали умной – куда умнее сестры и кузины, которые на заднем дворе ссорились из-за акварельных красок, – поэтому я глубокомысленно кивала. Поняла сказанное лишь спустя годы, когда дедушки не стало. Мама с тетей А. продали ферму – и купила ее корпорация, а не крестьянская семья. Не сидел больше во дворе добродушный мужчина с тягучим говором, а приветливая женщина не пекла яблочных пирогов и не ухаживала заботливо за цыплятами. На смену им пришел холодный, безликий бизнес.

В голове не укладывалось – наша ферма стала всего лишь пунктом в перечне корпоративных активов. Мы проводили на ней почти каждые выходные, и я хранила приятные, окрашенные теплыми коричневатыми тонами воспоминания о том, как мы гоняли цыплят и играли в прятки в амбаре. Особенно врезалось в память празднование Четвертого июля двухтысячного года.

Мы все вместе в последний раз: не пройдет и месяца, как бабушка с дедушкой погибнут из-за пьяного водителя, а еще через три месяца дядя Джейсон уйдет от тети А. Семья Кейвов уже поселилась с нами по соседству. Начало конца.

Однако мы не подозревали о своей судьбе и потому праздновали. Дядя Джейсон съездил в Индиану и накупил фейерверков, отчего мама с тетей А. неодобрительно зацокали языками, а в глазах у дедушки с папой вспыхнул озорной огонек. Пока ждали наступления темноты, взрослые готовили пиршество. Дедушка надзирал за папой и дядей Джейсоном, а те жарили на решетке гамбургеры и куриные грудки, пили пиво и тихонько рассказывали неприличные анекдоты. Мама выставила целую батарею салатов: зеленый, макаронный, картофельный. Тетя А. перестаралась с вином и испортила почти все фаршированные яйца, которые ей доверили готовить. При этом она неустанно, хоть и не очень разборчиво, пела «Америка прекрасная». Бабушка испекла на десерт три пирога, в том числе и папин любимый, пекановый, – и не важно, что пирог вообще-то зимний, посмеивалась она.

Перекусив полужидкими фаршированными яйцами, мы с Эллен и Лани пробрались к пруду. В нем еще ребенком утонул мамин младший брат, и нам запрещали играть здесь без присмотра – но в то лето мы, двенадцатилетние и почти взрослые, уже не считали нужным подчиняться таким правилам. Мы соорудили удочки из веток, зубной нити и булавок; в качестве наживки использовали старые чипсы и кусочки украденного мясного фарша. Ни то, ни другое не соблазнило рыбу, в наличии которой мы не сомневались.

Лани заметила лягушку и наклонилась вперед, пытаясь подцепить добычу. Однако переоценила устойчивость илистого берега и кубарем полетела в воду. Глубина была маленькой, от силы пару футов, однако Лани упала с эффектным всплеском и вынырнула мокрая насквозь и вся покрытая тиной. Эллен с отвращением поморщилась – и другого приглашения Лани не понадобилось. Она рванула с места, вдогонку за Эллен, вытянув грязные руки вперед на манер зомби. Я неслась за Лани и визжала от восторга. Она догнала Эллен, когда мы поравнялись со взрослыми, и мазнула зеленой тиной по лицу и золотистым волосам кузины. На мгновение воцарилась тишина, спокойствие перед бурей, а потом Эллен завопила. Мама была в ужасе от поведения Лани, но папа с тетей А. хохотали до слез, да и бабушка с трудом сдерживала смех, пока вела Эллен и Лани за дом – окатить их из шланга.