Усилием воли заставила себя не думать об этом. Нужно было сосредоточиться на более насущных делах. Например, на том, что стоило все же поехать к Мише. Я знала, что сын меня ждал. Ждал, а я вчера не навестила его. И сегодня не была в состоянии. Но ведь я мать? Даже после всего я ощущала себя именно ею. Поэтому постаралась взять эмоции под контроль, спрятать боль подальше. После, дома, я обязательно поплачу снова, переживу и прокручу в голове встречу с мужем, подумаю, как быть дальше. Но сейчас… Сейчас я должна была улыбаться и порадовать своего малыша.
Да, я по-прежнему ощущала и считала его своим. И от этого боль в груди билась только сильнее. Жуткое, стылое чувство, которое, вполне возможно, разрушит меня.
Но об этом я подумаю после. Пока же я ехала к сыну. К маленькому человечку, который стал для меня целым миром. Вопреки всем обстоятельствам.
- 29 Виктор -
Самый большой страх - потерять контроль.
Пока ты контролируешь свою жизнь, ты сможешь вовремя свернуть, упредить удар, спланировать свои действия. Но когда контроля нет…
Он ощущал себя повозкой, летящей в пропасть без малейшей возможности хоть как-то управлять происходящим.
Два чертовых года были стерты из памяти.
Начисто.
А может, и больше... Как проверить?!
Доктор уверял, что есть шанс, что все может вернуться. Но, блядь, как же дожить до этого шанса? Как вернуть утраченное?
Ему хватило одного взгляда на жену, чтобы понять - что-то не так.
Еще утром, когда к нему пришел брат, а не она, Виктор заподозрил неладное. Но Алекс легко перевел стрелки, заверил, что Яна приедет чуть позже. А затем вывалил на него информацию про сына. Дескать, с ним она.
Что испытал в тот момент?
Разочарование. Жгучее. Острое. Потому что не помнил. Не помнил собственного ребенка!
Хотелось крушить, ломать. Но сил практически не было, и это только усиливало чувство беспомощности, которое отравляло Воронцова.
Но когда в палату вошла Янина…
Его любимая. Его девочка. Та, что смогла забраться под кожу, стать его сердцем.
Что-то было не так. Он это понял сразу. Туман в голове мешал правильно выстроить разговор. То и дело складывалось ощущение, что жена что-то недоговаривает, словно замирает на краю пропасти и смотрит… Так смотрит, словно ждет от него чего-то.
А еще в ее глазах была боль. Такая отчаянная, скрытая за вежливой маской заботы, что ему стало не по себе.
Виктор силился вспомнить хоть что-то. Мог ли он ее чем-то обидеть? Расстроить? Или они поссорились?
Конечно, он был не идеален, и порой у них случались конфликты, но все они решались. Про их семью можно было сказать - жили душа в душу. Да и вот ребенок у них есть. Пусть не родной, но раз он был у них, значит, они преодолели барьер, справились с тем, о чем вскользь упомянула Яна?
Тогда что? Что могло так расстроить его жену?
Он ломал себе голову и не находил ответов. При каждой попытке вспомнить последние два года, словно на белую стену натыкался.
Просто ноль. Ни-че-го.
Когда на следующее утро брат снова навестил его, Виктор ощутимо напрягся.
- Ты зачастил, - заметил он.
- Ты против? - вскинул бровь тот.
- Раньше не замечал за тобой такой трепетной заботы, - отбрил его Виктор.
- Раньше ты мог справиться сам.
- А теперь?
- Теперь ты в уязвимом положении, - лениво заметил Алекс. - Пусть и не по своей воле.
- О чем ты? Что-то с Яной?
- Она - единственное, о чем ты волнуешься?
- Еще сын.
- Что ж, похвально, что ты так предан семейным узам, - скривился брат. - Однако у тебя проблемы посерьезнее.
- Ты о чем?
- Твое детище под ударом.
Коротко и емко. Черт, а ведь он даже не подумал о нем, не вспоминал до этого момента. Все мысли были заняты, как многого он не помнит из личной жизни и жизни своего ребенка.
- Ты что-то знаешь?
- Что-то я определенно знаю.
- Алекс, блядь! Сколько можно ходить вокруг да около! - рявкнул на него, дернувшись вперед, отчего боль прошила под ребрами так, что вдохнуть стало невозможно.
- Вот теперь узнаю своего братца, - ухмыльнулся младший. А затем резко стал серьезным. - Птичка донесла, что кое-кому чрезвычайно на руку то, что ты валяешься на больничной койке. И этот кое-кто очень надеется прибрать к рукам то, что плохо лежит.
- Кто? - напряженно спросил Воронцов.
- Некто.
- То есть ты не знаешь имени?
- Я знаю только, что фигура значимая. Пока его покрывают кто-то из высших. И ждут.
- Чего ждут?
- А сам-то как думаешь?
Он тяжело вздохнул. Да, почему не торопятся, было ясно - хотят понять, насколько все плохо.
- И что ты предлагаешь? - сдался Виктор, старательно игнорируя головную боль.
- Мое дело - донести информацию.
- Это ты мог рассказать и вчера, - веско заметил он. - Зачем ты здесь, Алекс?
- Ты и сам знаешь. Семья - неприкосновенна.
Виктор давно привык к извращенной заботе брата. Да что там - он и сам недалеко от него ушел. Странные, нелогичные отношения, длящиеся всю сознательную жизнь.
- Хочешь, чтобы я попросил? - наконец, озвучил свои мысли старший брат.