И коня надо бы расседлать, но я теперь его боюсь. Нервный он какой-то, психованный. Ничего, одну ночь потерпит.
Подошла взять миску и кружку у моего больного, а он вдруг схватил меня за запястье и тихонько потянул на себя, улыбаясь. Вполне так понятно улыбаясь, предвкушающее и многообещающе… Шарахнулась от него так, что не устояла на ногах. И от возмущения сразу забыла все свои умные мысли.
— Мужик, а ты не офигел ли часом? Я тебе вообще-то жизнь спасла, накормила еще, и только потому, что своей работы жалко, я не тресну тебя чем-то тяжелым по башке. Имей совесть, веди себя прилично, ты тут в гостях, в конце концов, — вылетало из меня на эмоциях.
— Не понравился? Что ж ты так рыдала тогда надо мной, глупая? — озадаченно помолчав, на чистом русском языке спросил удивленный моим поведением пациент, откинувшись обратно на траву. Тут, наконец, включился в работу мой мозг, требуя объяснить все о моем статусе и расставить все по правильным местам:
— Надеюсь, вам известно о существовании Хранителей? Если для вас недостаточно того, что я здесь нахожусь на службе и при исполнении обязанностей, то имейте уважение хотя бы из благодарности за спасение и помощь, — холодно объявила ему, вставая с земли. Просто не ожидала… не была готова…а он же… собака неблагодарная…обидно.
— Ну, извини… виноват. Благодарю от всей души за помощь. Я не хотел обижать тебя… Хранительница, — прозвучало как-то озадаченно и отстраненно. Он внимательно, в упор разглядывал меня. Не верит, что ли, что я она и есть? Но от чувства вины совершенно определенно — не мучается, и что там у него за мысли? В чужой голове не покопаешься…
— Попробуйте встать, может, вы сможете уехать прямо сейчас. Жить здесь вам негде. В дом вход вам заказан, а ночевать на улице — это подхватить еще и простуду на ослабленный ранением организм, — жестко и четко обрисовала я ему настоящее положение вещей.
— Ядом.
— Что, простите? — растерялась я.
— Ядом ослабленный. Меня укусила змея. Я рассек рану, чтобы с кровью ушел яд, а потом потерял сознание. Меня ищут, но здесь, конечно, не найдут. Попробую встать. Если смогу — уеду сразу же.
Ну вот, вроде воспитанный, адекватный человек, хотя обращение на «ты»… И уедет скоро. А сколько всего хотелось узнать, например:
— Как змея могла укусить так высоко? Она упала с дерева? Или вы сидели?
— Змеи, которые прыгают, охотятся на людей, особенно — на детей. Затаившись, выслеживают, как разумные. Они уничтожали население целых хуторов и деревень, пока мы не нашли способ узнавать об их приближении, а потом — способ не пустить за черту. Целые школы создавались в течении полутора лет по обучению людей, противостоящих этому злу — страшной опасности. Смертность детей стопроцентная. Взрослые иногда выживают, но редко. В местах, где они особенно злобствовали, не живет никто. Люди бегут из княжества, как будто оно проклято. Подальше от этого ужаса.
Мужчина говорил и говорил, как будто не мог остановиться. Жаловался человеку, обладающему некой, пусть и иллюзорной, властью в надежде на помощь? Или сказывался стресс после укуса?
— И вдруг сразу все змеи стронулись с места. Осаждающие поселения полчища змей стронулись с места и двинулись к северу. Не осталось ни одной. Одновременно с разных сторон им навстречу двигались змеи из других местностей и все куда?
— Куда? — выдохнула я зачарованно, слушая, как страшную сказку.
— Сюда. Вдоль границы территории Хранителя все кишит змеями. Что привело их сюда?
— Что? — заинтересовалась я по-настоящему.
— Есть мысли. С некоторых пор на территории княжества по вечерам над озерами и реками звучат песни. Разные все песни и на незнакомом языке. Поет один и тот же человек — женщина, — он требовательно подался ко мне, — песни очаровывают. Их хочется слушать и слушать, не прекращая. Голос завораживает, зовет.
— Да ладно, — искренне удивилась я.
— Точно. Я сам слышал. Душу продать готов был, чтобы увидеть и узнать ту, что пела. Хорошо хоть, что поет недолго. Только войдешь в настроение, так сказать, а она замолчала… Змеи ползут к ней.
— Нет!
— Да! Мои люди страдали, я создавал эти школы, я голову сломал, решая, что делать, а тут… Они ушли, и я должен был знать — куда, навсегда или на время, вернутся ли. Я со своими людьми шел за ними, буквально висел на хвосте, и вот — не уберегся, но теперь точно знаю, что к тебе они шли. Ты пела?
— Это я виновата, что ли? — поразилась я, — да я ни сном, ни духом об этих ваших змеях… И пою я так себе. Так что может быть, что это и не я была. Да какие реки и озера? Кто бы меня услышал из лесу? И пела я на нашем языке, а не на иностранном. Так что это не я была, скорее всего.
— Ты, Хранительница, ты. Вокруг твоей территории все забито змеями. Кишит просто. И я тебя не обвиняю, я в ноги тебе упасть готов, благодарить за избавление княжества от опасности, хотя, может и временное. Я жизнь свою тебе отдам, только найди способ уничтожить их совсем, или хотя бы задержать здесь подольше. Каждый день — это спасенные жизни, надежда на будущее.
Он говорил, а я задумалась. Отвернулась и, помолчав, ответила: