Ты так любишь эти фильмы

— Мне его жаль, я пытаюсь помочь, — терпеливо говорит Виктор. — Не все же считают правильным осыпать человека, в порядке терапии, насмешками, да?

— Нет, — успокаивает Принцесса, — не все. Только те, у кого это получается.

Видя, что беседа на всех парах идёт не туда, наш завкафедрой достаёт заветную представительскую бутылку рома. Идея фикс: в критических ситуациях подливать в чай ром в небольших количествах — раз за разом не срабатывает, но Дмитрия Михайловича это не расхолаживает. Сам он не пьёт вообще, поэтому не понимает, что умиротворяющие свойства малых доз алкоголя — рекламная выдумка. Я хрумкаю печениной и поглядываю на Винкельмана. Винкельман поглядывает на меня. Не скажу, что ласково. Наверное, находясь в плену видовых предрассудков, считает, что собаке на кафедре эстетики не место.

— Параноики — крепкий народ, — мечтательно говорит Принцесса. — По крайней мере, хорошо мотивированный.

— Больные, глубоко несчастные, социально неприемлемые люди.

— В каком-то старом Бонде про убийцу-наёмника говорят: «Один из лучших: параноик, убийца, всё схватывает на лету».

— Так то Бонд, — говорит Виктор неохотно. — Вы же не станете вести себя в жизни, как герои кинофильмов, да?

— Почему?

И тут наш завкафедрой ляпает:

— Понять, что такое убийство, можно, только убив.

Принцесса смеётся. Виктор огорчён.

— Вы знаете, так можно оправдать любую гадость. Если на пузырьке надпись «яд», глупо пробовать его на вкус. Тем более что подробности о специфике и действии ядов можно прочитать в справочнике, да?

— Всё это слова, — отмахивается Принцесса. — Убивать грешно, по утрам нужно есть кашу, Волга впадает в Каспийское море. Вы не знаете, что она впадает, вам это сказали. В моём личном опыте вообще нет ни Волги, ни Каспийского моря. И чтобы узнать, куда там и что, придётся своими ногами протопать от истоков до устья.

— Ну или на лодочке, — булькает завкафедрой.

— Или на лодочке.

— И убедишься, что как сказали: «Каспийское море», так и есть Каспийское.

— Каспийское, да не Каспийское.

— Это игры, да? — говорит Виктор несколько раздражённо. — Вы в каком-то придуманном мире существуете, кафедра эстетики. Вы ведь не можете не понимать, что происходит в этой стране, да? Я кажусь вам смешным? И этот режим — смешной? Коррупция? Нефтезависимость? Одуряющее, оглупляющее ТВ? Разгром оппозиции?

— Было что громить? — сквозь зубы говорит Принцесса.

Виктор не снисходит до суспиции.

— А вы… — продолжает он задумчиво, — вы, как честные оперативники в сериале, которые чуть ли не на «шестисотых» рассекают. Или забегут взять показания в дизайнерскую пятикомнатную квартирку какой-нибудь тоже честной учительницы.

Он говорит очень спокойно, очень дружелюбно, очень снисходительно. С Принцессой так разговаривать не следует.

— Вот как даже игры дают повод для гражданской скорби. Дмитрий Михайлович, ты сериалы смотришь?

— Долой преступный режим! — булькает Дмитрий Михайлович. — Вся власть… Кому, кстати, всю власть, Витя? Если Новодворской, я лучше эмигрирую.

— Нет, Митя, не эмигрируешь. — Всеобщий друг смотрит с жалостью. — Закончишь свои дни в застенках на Литейном! — выпаливает он.

— Что за размер? — лениво прерывает повисшее молчание Принцесса, — шестистопный ямб? — Она поднимается, подхватывает меня. — У придуманных миров стены прочнее, чем вам хотелось бы. Они не разлетятся только из-за того, что на большой земле одни воры ограбили других, а ту ложь поменяли на эту. Или из-за чьих-то ублюдочных прокламаций и такой же демагогии. Всего хорошего.

— Нет, постойте!

А-га! Принцесса удивлённо оборачивается, и я со своего стратегического пункта под мышкой вижу, как меняется лицо Виктора: лицо человека, который позже, чем следовало, понял, что сказал нечто неподъёмное. Ага! Не суйся в волки с пёсьим хвостом! Или думаешь, есть здесь человек, который не мечтал бы обратиться к Принцессе в подобном тоне, и всё же здравомысляще воздерживался? Даже если вас целая стая, никто не спешит прыгнуть первым: знают, что у первого шансов нет вообще, да и у остальных их немного. Как мы прекрасны, когда стоим вот так, одни против всего мира, и наши глаза мечут молнии, верхняя губа морщится над зубами, и я всем телом чувствую, как вздымается бок Принцессы! Рррррррр!!!

И вот, Виктор мгновенно идёт на попятную (то есть делает то, за что Принцесса отныне будет презирать его ещё больше) и тихонько так, смирно говорит:

— Я только хотел сказать, что мы, образованные люди, несмотря на разногласия, должны… В конце концов, у нас общие враги, да?

— Всё, что вы действительнохотели сказать, — ответствует Принцесса, — вы уже сказали. У нас не может быть ничего общего, включая врагов.

— Вот как! — говорит тот и обижается. — Вы знаете, это не смешно. Вы ведёте себя, как диктатор какой-нибудь. Диктатор, да?

— Зачем же вы ведёте себя так, как если бы считали себя мне равным?