Ты такой же как я (СИ)

– Ты что стенку облизываешь? Торт не понравился, вкус туалетного кафеля лучше? Или представил кого? – Вот язык мой – враг. Что, спрашивается, я несу? Бедный Данчонок от неожиданности подпрыгнул и повернулся ко мне, как солдат по команде. Покраснел, побледнел и ещё раз покраснел.

– Я, я это… Голова разболелась, а он холодный.

– У-у-у. Не знал, что вместо анальгетиков можно кафель в туалете полизать, и все пройдёт.

Вспыхнул, молнию в меня метнул, зубками чуть ли не скрежещет.

– Я не облизывал. Прислонился просто лбом.

– А-а-а, ну, это, конечно, другое дело, раз не облизывал. – Я подошёл к умывальнику и стал мыть руки. На бедного практиканта жалко было смотреть. Ему явно хотелось дать драпу, но я встал так, что он оказался зажат в углу, и нужно было меня обойти, чтобы выйти из туалета. А он явно не решался протискиваться между огромным мной и кабинками.

– Дмитрий Александрович, я пойду?

– А чего ты меня спрашиваешь? Ты что, в кабинете у меня? Так я в туалете не принимаю.

Опять покраснел. Хотел, видать, огрызнуться, уже рот открыл, но вовремя прикусил свой язык.

– Пропустите меня, пожалуйста.

– Что, с куска торта разнесло? Места до хрена, проходи.

Бочком, бочком, протиснулся – и в два прыжка до двери.

Так, боишься меня, значит. Это хорошо. Бойся. Меня надо бояться. Люблю я это дело – на испуганные рожи смотреть. Помню, шоферюга один попался на пропускном. Хитрым себя возомнил. Под мусор в старые мешки из-под угла спрятал коробку масла. Думал, прокатит как мусор из котельной. Наивный. Только устроился, тупица. Когда его ко мне привели, он уже и так трясся весь. Девчата у нас в охране ещё те. Сам выбирал. Одна Буторина чего стоит. Она раньше в тюряге работала, да спалилась на чём-то. Передачки, по ходу, половинила. Я её сразу предупредил, что если косячить начнёт, всю жизнь без получки работать на Хладик будет – до самой пенсии. А до пенсии ей как раз ещё пять лет, так что не сильно куда устроишься в таком возрасте. Так она теперь старается. Шманает похлеще, чем на зоне. Её весь Хладокомбинат ненавидит. Ну, кроме нас с директором. Шофёр этот, когда я молча, со своего кресла, развалившись в нём и куря большую толстую сигару, позаимствованную у директора, мерил его своим прищуром минут так двадцать, сначала трясся мелко, потом крупно, а потом в обморок хлопнулся.

Приехала «скорая», константировала, что у него давление резко подскочило, а потом резко упало. Перенервничал, бедолага. После больничного шесть месяцев работал на чистом окладе. И как умудрялся содержать семью на две с половиной тысячи? Мы за хищения не увольняем. На хрена? Смысл? А вот наоборот, сделать так, чтобы фиг уволился и отработал эту несчастную коробку масла в тысячекратном размере – это выгодно.

После увиденной туалетной позы практикантика, ещё больше захотелось его напялить. Как же, блин, склонить-то его, в прямом и переносном смысле. Нагнуть так, чтобы он не догадался о моей ориентации, а думал, что я его чисто опустил. Вот если бы он что-нибудь украл.

***

Данил не мог сосредоточиться на работе. Ноги и руки до сих пор тряслись. И живот прихватило, не иначе как со страха. Лавреньтева – хорошая, добрая женщина и его непосредственный начальник – заметила его состояние.

– Данечка, ты что, тортом отравился?

– Не знаю, Зинаида Макаровна. Наверное.

Девчонки тут же побросали свои рабочие места и окружили бледного Даньку.

– Странно, Дмитрий Александрович больше твоего съел и ничего. Вон как цветёт и пахнет.

Анечка выглянула в коридор, заглядывая в противоположную открытую дверь. Безопасник, развалившись в кресле, курил прямо в кабинете. Увидев выглядывающую Анечку, он ей подмигнул.

– Ой, Дмитрий Александрович, с вами всё в порядке?

– А что со мной может быть не в порядке?

– Да вон Данька наш тортом траванулся, а вы же его вместе ели.

Безопасник, пробурчав что-то себе под нос, встал из-за своего стола и направился к ним в кабинет.

– Кафель в туалете меньше лизать надо.

– Я не лизал! Я лбом просто прислонился. Он холодный, а у меня голова болит! – Данька даже с места своего соскочил.

От стыда щёки из бледных стали пунцовыми, а голос сорвался на какой-то писк. Девчонки захихикали.

– Данечка, иди, деточка, в медпункт. Наташа тебе что-нибудь даст. – От слов начальницы Данька покраснел ещё больше.

– Да, деточка, сходи в медпункт и зайди заодно на фабрику мороженого. Я туда позвоню, скажу, чтобы тебе его приготовили. Хотите, девчата, мороженого? – Дмитрий Александрович улыбался женскому коллективу в тридцать два зуба.