Это первая ночь, не считая побега, когда она не находится дома. Вечером приходит краткое уведомление: «Останусь в больнице с папой». Юля не спрашивает разрешения, а у меня не хватает цинизма ей запретить. Нет, первым порывом набираю ее номер, чтобы скомандовать ехать домой. Но выслушав череду длинных рваных гудков, а затем, наполнившись ее тихим подавленным голосом, с некоторым удивлением замечаю, что запал стремительно тухнет.
— Постарайся поспать, — все, что я ей говорю.
— Да… Пока.
Ночь проходит в каком-то коматозе. Нормально отдохнуть не получается. Чувствую себя хуже некуда. Морально и физически. Что я делаю не так? Почему так погано? Откуда это недомогание исходит?
Несколько раз поднимаюсь и иду на балкон, чтобы покурить. Всего шесть часов — но время будто на месте стоит. Никогда еще не казалось, что ночь такая бесконечная. Будто зверь кружу и кружу в темноте.
К утру ощущение, что меня перемололи через жернова мельницы, усиливается.
Вероятно, на этом перегрузе не отдаю отчета своим действиям. Как иначе объяснить то, что я отправляю Назара и Семена в порт одних, а сам с Макаром еду в больницу? Сразу скажу, не тестя проведать.
Мне нужно увидеть Юлю.
Больше суток прошло…
Она напрягается, едва я вхожу в палату. Не смотрит в мою сторону, но каким-то образом определенно знает, что это я.
А мне нужно, чтоб она посмотрела.
Увитый разнокалиберными трубками Хорол спит. А у Юли моей лицо опухшее и покрасневшее. Ревела, вероятно, всю ночь. Мне без разницы, что будет с Хоролом. Такой уж я человек, не умею притворяться, если ничего не чувствую. Но в тот момент в моей груди воспаляется заскорузлая рана.
Мне больно за нее.
Будто парализованный этими ощущениями, я бесцельно замираю посреди палаты, глядя на стоящую у окна Юльку, пытаюсь поймать ее взгляд.
Мать вашу, посмотри ты на меня…
— Не стоило ехать… — произносит она, отрываясь от созерцания чего-то во дворе онкодиспансера. Все так же не глядя в мою сторону, проходит к шкафу. — Ты спешишь, наверное. Скоро пробки начнутся. Езжай, пока не поздно.
Пока не поздно?
Поздно, Юля.
— Если не трудно, передай Макару, чтобы подъехал примерно к двум. Хочу домой к папе подскочить за кое-какими вещами, — говоря это, перебирает какие-то тряпки с полки на полку.
Двигаюсь. К ней. Собираюсь силой поймать, но опасаясь того, что будет вырываться и психовать, действую, однако, непривычно медленно и осторожно. Касаюсь сначала ее кисти и этим жестом я, блядь, буквально уговариваю Юлю меня не отталкивать. Она вздрагивает и замирает. А я скольжу ладонью выше и мягко тяну ее за локоть на себя. За каких-то пару секунд смещаемся оба: я притискиваю ее к шкафчику, она упирается руками мне в грудь. Взгляда так и не поднимает. Бегает им где-то в районе моей шеи и шумно дышит.
А я хочу, чтобы в глаза мне посмотрела.
Не могу я. Зверь за горло взял. Не уеду, пока не добьюсь своего.
— Юля, — зову осипшим голосом.
У нее начинают дрожать губы.
— Юля, — безрезультатно. — Юля, — сжимаю пальцами подбородок и приподнимаю, якобы не оставляя ей выбора. Она зажмурилась. — Юля!
На резкость реагирует. Распахивает глаза и выпаливает полушепотом:
— Да что тебе от меня нужно? Я не пойму… Зачем ты приехал? Зачем?
Я ее вообще не слушаю. В глаза смотрю. Нахожу то, что мне нужно.
Моя она. Моя.
— Домой сегодня приезжай.
— Нет. Пока папа в больнице…
— Я сказал, чтоб была дома. Это не обсуждается.
— Что ты за зверь? — шипит она, с силой толкая меня в грудь. — Семьи у тебя нет, ничего святого нет!
— Моя семья — это ты, — твердо отсекаю.
Юля теряется с ответом. Но лишь на мгновение. Снова быстро доходит до точки кипения в своей злости.
— Что ж, а у меня, кроме тебя, есть еще отец. И ты должен понять, что для меня важно сейчас быть с ним.
Нет, я не понимаю. Мне трудно на это согласиться. Прижимаю ее к себе, зарываюсь пальцами в волосы, вдыхаю запах. Ее плечи вздрагивают, а у меня внутри все судорогой сводит.
Моя.
— Не застану вечером дома, приеду за тобой лично.
— Не застанешь. Не застанешь, Рома, — тихо и как-то слишком спокойно выдыхает Юлька мне в шею. Касается губами кожи — я даже не удивляюсь волне мурашек. Принимаю, как должное. — Неделя, Рома, понимаешь? — слышу надрыв в ее голосе, и вновь все внутри скручивает. — Может, даже меньше… Так мало… Так мало, Ром…
А для меня много. И дело, как ни странно, даже не в сексе. Уже знаю, что спать эту неделю не буду. Не хочу, чтобы она здесь находилась. Не хочу, чтобы была одна. Не хочу, чтобы плакала. Во всем этом попросту нет смысла. Вот только донести это до Юльки сейчас нереально. Не поймет она. Так стоит ли давить силой и причинять еще больше боли? Нет, не стоит. Определенно, нет.
Отстранившись, долго смотрю на девчонку. Мысли принимают непонятный ход. Хаотичный и необъяснимый. Но я и не хочу его распутывать.
Выхожу молча.