Ты только попроси. Или дай мне уйти

Мы сливаемся в поцелуе. Эрик начинает осыпать мое тело поцелуями, опускаясь вниз. О да… Целует пупок, и я задыхаюсь от возбуждения, как вдруг нас прерывает звонок. Это мой мобильный телефон!

Мы переглядываемся. Сейчас начало четвертого утра. Если в такое время звонит телефон, то ничего хорошего это не предвещает. Мы в ужасе думаем о своем ребенке. Вскакиваем с постели, Эрик первым добегает к телефону и отвечает на звонок.

Я вижу, как он встревожено с кем-то говорит, успокаивая собеседника. Я спрашиваю, кто это. И он останавливает меня жестом руки. Я в истерике и, прежде чем он кладет трубку, слышу, как он произносит:

– Никуда оттуда не уходи, мы сейчас же приедем.

Мое сердце сейчас вот-вот выскочит из груди и я, глядя на Эрика, спрашиваю:

– Что случилось? С Эриком все в порядке? Это была твоя мать?

Он усаживает меня на кровать. Я чуть ли не плачу.

– Успокойся, это была не моя мать.

Услышав это, я облегченно вздыхаю. С моим мальчиком все хорошо. Но вдруг меня охватывает страх, и я опять спрашиваю:

– И кто это тогда был?

– Твоя сестра.

– Моя сестра? – У меня опять заколотилось сердце и, вцепившись в кровать, говорю на грани инфаркта: – Что произошло? С отцом все в порядке?

Эрик кивает и с улыбкой отвечает:

– Все в порядке. Иди одевайся. Мы поедем заберем Ракель, которая сейчас ждет нас в Мюнхенском аэропорту.

– Что?

– Поскорее, малышка… – торопит он меня.

Выйдя из ступора, я быстро реагирую, и мы поспешно одеваемся. В пять минут пятого утра мы в вечерних нарядах появляемся в аэропорту. Я волнуюсь. Что могло произойти с сестрой? Почему она в такое время оказалась в аэропорту?

При встрече Ракель изумленно рассматривает нас и спрашивает:

– Вы приехали с какой-то вечеринки?

Мы с Эриком киваем, и я тут же начинаю бомбардировать ее вопросами:

– Что случилось? Ты в порядке? Что ты здесь делаешь?

Она приседает и шепчет:

– Ай, булочка, думаю, что я в очередной раз вляпалась.

Ничего не понимая, смотрю на нее. Затем смотрю на Эрика, который стоит и наблюдает за нами, и шепчу:

– Ракель, не пугай меня так, ты же знаешь, что я очень впечатлительная.

Ракель кивает, а я не успокаиваюсь:

– Папа и девочки в порядке?

Она кивает:

– Папа не знает, что я здесь.

– А девочки? – тревожно спрашивает Эрик.

– Они со своим отцом. Он сегодня забрал их с собой на Менорку на десять дней.

Вдруг до меня доходит. Положив ей руку на плечо, я говорю:

– Не могу в это поверить.

– Во что? – спрашивает Эрик.

Ракель уставилась в меня. Я пронзаю ее взглядом и цежу сквозь зубы:

– Не выводи меня из себя и признайся, что ты переспала с Хесусом и опять сохнешь по этому… этому недоумку.

Она начинает рыдать. Не могу в это поверить!

У моей сестры что, не все дома?

Эрик успокаивает меня, и когда Ракель наконец-то прекращает рыдать, она смотрит на меня и поясняет:

– Ну нет же, булочка. Я не спала с Хесусом, я не сохну по нему. За кого ты меня принимаешь?

Слава богу, я ошиблась и смотрю на нее в ожидании объяснений. Ее лицо опять искажается от рыданий:

– Я бере-е-е-е-е-менна!

Мы с Эриком переглядываемся. Беременна?

Ракель ревет посреди Мюнхенского аэропорта, и я не знаю, что делать. Гляжу на своего любимого в поисках поддержки, но он подходит ко мне и шепчет:

– Я не выдержу еще одни плачущие гормоны, дорогая, я не выдержу!

Меня распирает смех. Бедняга, трудно же ему пришлось во время моей беременности.

В конце концов я реагирую.

Усаживаю сестру на кресло и говорю:

– Итак, Ракель, если ты не спала с Хесусом, то от кого же этот ребенок?

– А ты как думаешь?

Я, хлопая ресницами, отвечаю:

– А я откуда знаю? С твоих слов, ты в последнее время ни с кем не встречалась.

Слезы льются ручьем, и она вдруг выпаливает:

– От моей дикой интрижки.

– От Хуана Альберто? – в шоке спрашивает Эрик.

– Да.

– Но, Ракель, что ты такое говоришь?

– Что слышишь, булочка.

– Но вы разве не расстались? – не унимается Эрик.

Моя беременная сестра вытирает слезы и отвечает:

– Да, но мы виделись каждый раз, когда он приезжал в Испанию.

Я с отвисшей челюстью смотрю на нее и говорю:

– Но ты ничего мне об этом не рассказывала.

– А не о чем было рассказывать.

– Черт, и оттого, что не о чем было рассказывать, теперь тебе есть что рассказать отцу, дочери и мексиканцу, – подтруниваю я.

Услышав это, сестра вскакивает с кресла и, словно истеричка, пищит посреди аэропорта:

– Мне нечего рассказывать мексиканцу! Абсолютно нечего!

– Успокойся, женщина, успокойся, – просит Эрик.

– А мне вовсе не хочется успокаиваться! – орет она.

Эрик смотри на меня с диким желанием прибить ее. И тогда я, глядя на него, шепчу:

– Не обращай на это внимания, любимый. Ты же сам понимаешь, гормоны.

– Черт с ними, с этими гормонами, – возмущается он.

Беру Ракель за руки. Она вся дрожит, беснуется, и, увидев, что я на нее смотрю, говорит вне себя от злости:

– Я больше не хочу видеть этого чувака с его проклятой жизнью! Ни за что-о-о-о-о!

На нас смотрят люди. К нам подходит полиция аэропорта. Спрашивают, что происходит, и Эрик, как может, объясняет, что это все из-за семейных проблем. Они понимающе кивают и уходят.