Боялась, что начнет целовать в губы, жутко боялась, ужасно. Сама не знала – отчего и почему. Может, себя боялась, своей реакции – что не сумеет себя контролировать. Или потому что безумно хотелось, чтобы наконец поцеловал.
— Да, — слегка самодовольно прозвучало.
— Понравилось?
— Очень. Божественно.
— Я или моя грудь?
— Не могу в своем воображении отделить одно от другого.
Крепко ухватив ее за талию, легко приподнял. Алёна, не задумываясь, обхватила его ногами.
— Какой чудесный рефлекс, видишь, как мы хорошо подходим друг другу. Мне даже не нужно тебе подсказывать, ты сама все знаешь.
— Так как насчет музыки? — сцепила руки на его плечах и чуть отстранилась, чтобы не касаться его грудью, хотя хотелось наоборот – крепко прижаться всем телом.
— Нет. Не хочу, чтобы ты расслаблялась. Мне нравится твое напряжение. И ты такая нормальная ханжа… — мягко улыбнулся и переместил руки, подхватывая ее под ягодицы. — Не носишь мини-юбок и чего еще там… прозрачных блуз… но зато приходишь ко мне без лифчика под футболку и так запросто даешь себя облапать. Да, ты нормальная ханжа.
Про напряжение Ваня прав. Напряжение между ними колоссальное. Даже дышать трудно, невероятных усилий стоило вести себя непринужденно и не дергаться в его руках. Не отвечать на провокации, но и не шарахаться, как невинная школьница.
— Я могу к тебе даже голая заявиться. Мы же просто дружим.
— Ты даже представить себе не можешь, как много я вкладываю в это понятие.
— Да? Что – неужели все так тривиально? Ты меня к себе привел, чтобы просто затащить в постель?
— Какая пошлость. Кошмар просто. Как ты можешь обо мне так думать? Если бы я хотел с тобой просто переспать, я бы сначала повел тебя в шикарный ресторан. Пил бы тебя, гулял, танцевал…
— Развлекал бы меня всякими разговорами…
— Зачем? Я же сказал: пил, гулял, танцевал. Для постели этого хватит.
— А ты вообще собираешься водить меня по ресторанам? По таким шикарным, чтобы я ахнула.
— Вообще, собираюсь. По таким шикарным, чтобы ты ахнула.
— И на Багамы свозишь?
— И на Багамы свожу. Куда угодно. Куда ты только пожелаешь, — улыбнулся и отпустил ее, Алёна глубоко вздохнула. Показалось, что и Ваня сделал шумный вдох.
— Пойдем. Твой чай с апельсином уже остыл.
— Это прекрасно, — еле удержалась, чтобы не рвануть на кухню быстрее него.
А затем, с показным равнодушием забираясь на высокий стул, оценила предложенный Ванькой десерт:
— Убийственно, просто убийственно. Жирные сливки, ягоды… — Вынула из чашки кусочек апельсина, чтобы чай не горчил.
— Еще скажи, что ты на диете.
— Нет. Никогда не могла сидеть на диетах. У меня нет на это выдержки. Я маленький человек со слабой волей.
— Нет, Доктор, ты очень серьезный человек. Настоящий профи. Ну как – прощупала меня? — посмеиваясь, спросил Шаурин.
— Угу… — Зажала чайную ложечку губами.
— Понравилось?
— Очень. Божественно, — с нескрываемой иронией повторила его недавние слова. — Я только еще не спросила, чем ты занимаешься. Я, конечно, имею представление о вашем холдинге. Но вот чем конкретно ты занимаешься? — кажется теперь можно вздохнуть свободно. Сердце еще неровно постукивало, но по другую сторону барной стойки Алёна чувствовала себя защищенной.
— Хочешь узнать масштаб моей фигуры в нашей корпорации?
— Почему нет? Ты же знаешь, чем я занимаюсь.
Он поджал губы, словно раздумывая, как лучше ей ответить.
— После Дениса Алексеевича Шаурина я второй человек. Если обозначать конкретно, то я коммерческий директор, а если масштабно, то занимаюсь я всем. Есть такие люди, которые отвечают за все. Это про меня. Курирую планово-экономический отдел, контролирую оптовый и розничный каналы сбыта алкогольной продукции, а также филиальную сеть в регионах. И еще много-много всяких текущих вопросов.
— Хорошо твой отец устроился. Ты очень мощно его поддерживаешь.
Иван ответил глубоким кивком и спросил неожиданно:
— А что случилось с твоими родителями?
— Они давно погибли, мне года три было, и я довольно плохо их помню. Отца убили, а мать потом повесилась. Меня воспитывал дядя, Викин отец, — ровным тоном произнесла Алёна фразу, будто одно слово.
— Нормальные люди не говорят об этом с таким равнодушием, — вдруг заявил Иван.
— Значит, я ненормальная. И к тому же, я была очень маленькой, когда все случилось, — в тихом голосе прорвалось едва уловимое раздражение.
— Неважно, когда это случилось, это трагедия в любом случае. Мне показалось, или тогда за столом у матери ты пыталась меня этим уесть?
— Тебе показалось, — чуть резче сказала Алёна. — Просто я не могу понять, неужели трехлетний ребенок не достоин, чтобы жить ради него. Как можно бросить на произвол судьбы собственное дитя! — тон ее стал заметно высок, и Алёна выдохнула, чтобы снова обрести равновесие. — Я хочу еще чаю.
Чаю она не хотела, но очень хотела, чтобы Шаурин перестал сверлить ее взглядом, прекратил этот допрос и отвлекся на что-нибудь. Ваня поднялся, наполнил ее чашку и добавил в чай кусочек апельсина. Подал ей чай и снова уселся на место.
— Что? — спросила в ответ на его чуть насмешливый взгляд,