Время замирает. Останавливается. Наверное, это все мой неправильно работающий мозг… Мне кажется, в тот момент он фиксирует вообще все, что происходит. Фрагментами. Вспышками… Яркий свет ламп, шорох одежды акушерки, гудение мониторов. И первый вдох моего сына. Я, кажется, его тоже слышу. Его крик, Сашкин плач.
— Какой миниатюрный, три кило всего.
— Орленок, — всхлипывает Сашка. — Василек…
— Глазки еще могут поменять цвет.
— Нет, — смеется сквозь слезы и смотрит на меня, — нет, эти глаза не изменятся.
Я почти не дышу. В груди что-то ворочается, рвется сквозь плоть и кости. Шагаю вперед.
— Сашка… Сашка, моя… Ты за меня выйдешь?
— Прямо сейчас?
— Ну, с кресла все-таки можно слезть, — шучу, сам не понимая, откуда берутся силы.
— Я подумаю, — улыбается та. И нет ничего в тот момент, кроме ее усталой улыбки. А потом мне вручают сына. Я прижимаю его к себе. Касаюсь губами голубой шапочки и шепчу:
— Ну, привет. Я твой папа.
Конец!