Ты у него одна

Кешкин едва не потерял сознание. Такого грубого вмешательства в свою личную жизнь он не ожидал. Пусть имелся у господ компромат на него, но то были грехи лейтенантского периода, когда семья хотела много и вкусно кушать, а он не имел средств для оного, и приходилось, приходилось хитрить и жульничать с многими клиентами их заведения. Попросту говоря, брать взятки за сокрытие улик и тому подобное. Но с тех пор много воды утекло. Он давно не берет взяток, подрабатывая в сыскном агентстве консультантом на ставку и детективом на полставки. И думалось ему, что его частная жизнь перестала волновать господ шантажистов и что они так и будут довольствоваться имеющимся у них на него досье. А они (в гроб их душу мать!!!), оказывается, пополняют его, пополняют, вклеивая все новые и новые сведения, за которые его из этого агентства и из этого кресла под зад коленом, да так, что не только шкура с задницы, но и погоны с плеч соскочат…

Пауза явно затягивалась, и его незримый собеседник начал проявлять признаки нетерпения.

– Так зачем она приходила, Ген? Быстро и внятно, а то у меня батарейка в телефоне того и гляди сядет… – В трубке на самом деле слабо пискнуло. – Слышал?

– Угу. – Форменная рубашка на спине была хоть выжимай. Пот струился и по животу тоже, но терялся в густой поросли и не был так ощутим. Не так холодил, как спину, по которой вперемешку с каплями пота прыгали мурашки с орех величиной.

– Так зачем?

– Просила установить владельца автомашины по номеру, – отрапортовал Кошкин и внезапно почувствовал чудовищное облегчение.

Нет, ну в самом деле, чего так всполошился? Далась ему эта Эмка, чтобы ценой собственной задницы и благополучия покрывать ее. Пусть сама разбирается с ними, коли есть нужда.

– Номер… – требовательно произнес мужчина.

Геннадий Иннокентьевич Макашов, он же – Кешкин, он же – Кошкин, послушно пробубнил в трубку номер машины и следом с подобострастной дрожью в голосе спросил:

– Что мне делать?

Ему показалось или его собеседник на самом деле еле слышно рассмеялся? Нет, не показалось. В трубке действительно слышался вполне отчетливый смешок, больше напоминавший шелест копировальной бумаги, нежели что-то еще.

– Сделай так, как она просит, – порекомендовали ему, отвеселившись. – Это будет даже занятно.

Макашов еще минуты три не мог нажать на трубке кнопку после того, как абонент отключился. И лишь прокрутив в голове пару раз состоявшийся только что разговор, сумел наконец-то стряхнуть со своих плеч вполне осязаемую тяжесть.

Вот и ладненько! Вот и славненько! Переживал, маялся… А все само собой и утряслось. И волки сыты, как говорится, и овцы целы. И господа довольны, и Эмма ему будет обязана. В ресторан он, конечно же, ее звать не станет, не такой он дурак, чтобы искать себе новых приключений на одно место. К тому же Павлик, узнав, может устроить такое, что мало не покажется. Но то, что девочка ему будет обязана за оказанную услугу, он это отметит непременно. Непременно отметит и при случае востребует с нее… А, да ладно ломать голову над несуществующей проблемой. Само собой потом определится, что с нее поиметь.

Кешкин-Кошкин-Макашов подошел к зеркалу и прилизал редкие волоски на блестевшей от пота лысине. Рубашка, взмокнув, неприятно холодила спину и подмышки. Придется возвращаться домой в неурочное время. Не ехать же к Павлику в таком виде. Вот сейчас озадачит Любочку-секретаршу, переадресовав ей просьбу Эммы, и можно будет поплотнее заняться собственными проблемами. Хотя они весьма и весьма приятные, но тем не менее становятся хлопотными…

Глава 13

Голова разболелась нещадно. Шел третий час ночи. Эмма сидела на кровати, укутав колени одеялом, несмотря на почти тридцатиградусную жару. Разложила перед собой конспекты собственной розыскной деятельности и старательно уговаривала себя не сойти преждевременно с ума от того, что ей виделось за всем написанным.

Черное августовское небо заглядывало в ее окна романтическим, тканным золотом покрывалом с яркой заплатой месяца посередине. Не было слышно ни шелеста шин по асфальту, ни шороха листвы за окном. В природе наметился предсентябрьский штиль. То время года, которое она особенно любила. Тихие прозрачные дни и такие же тихие звездные ночи. Когда хочется просто стоять под этим небом, запрокинув голову кверху, и не замечать времени. На нее в такие минуты накатывало странное эйфорическое оцепенение.

Но сейчас…

Ломило виски, затылок, лоб. Казалось, что голову поместили в гигантские тиски и накрепко закрутили гайки. Вырваться из этих тисков, пялясь в разлинованные ею же самой листы бумаги, было практически невозможно. Надписи сливались и кружились в дьявольском хороводе. И из этого хоровода попеременно, словно черти из табакерки, выпрыгивали отдельно взятые слова и колотили ей кузнечным молотом по темечку.

НЕЗНАКОМКА С МАЛЬЧИКОМ – НЕЗНАКОМЫЕ ЕЙ ЛЮДИ (ПРИ ОДНОМ ВОСПОМИНАНИИ О КОТОРЫХ КОШКИН ВПАДАЛ В СТУПОР) – НЕЗНАКОМКА С БРИЛЛИАНТАМИ – БРАТ – БРИЛЛИАНТЫ…