Она напрочь позабыла о пропавших мальчишках, о сыскном агентстве, о том, что должна была задать подозреваемому уйму вопросов, тем более что они то и дело напрашивались сами. Помешанный на биографии Екатерины Медичи учитель литературы, бесспорно, имел отношение к тому, что группа подростков отправилась на кладбище вызывать дух Жана Живодера, про которого Куаду написал целый роман!
Но Вера ни о чем не могла думать.
Куаду водил ее из зала в зал, находя для каждого экспоната интересную историю. Они останавливались у «Кодекса Хаммурапи», в котором было сосредоточено все жизнеустройство древнего Вавилона — Вера помнила лишь фрагменты из уроков по истории. Шли через зал Кариатид с изобилием античных статуй и видом из окон на павильон короля-солнца. Замерли у знаменитой Ники Самофракийской — крылатого существа без рук и головы, парящего над лестницей Дару на куске грубого, острого, как нос триремы, камня, своим образом отсылающего в эллинистические времена. А потом долго рассматривали «Раба восставшего» и «Раба умирающего» Микеланджело Буонарроти.
Эрик Куаду ограничился лишь парой слов в качестве справки об этих двух скульптурах. Но самозабвенно рассказывал о рабской доле, о гнете оков и бренности тела, о жизни и смерти тех, кого на самом деле изобразил великий скульптор Ренессанса. Рабами их стали называть только в наши дни — Микеланджело ваял пленников. И не просто пленников, а художников, творцов, находящихся под гнетом церкви.
— Этот еще борется, видны все его жилы и мускулы, напряженные от нечеловеческих усилий, вот-вот он порвет путы… Но нет, мгновение застыло в вечности. Другой раб сдался и повис в веревках. Его мгновение тоже застыло, но он пал раньше. Что выберете вы? Борьбу или власть отчаяния? Так или этак, а конец один.
У знаменитой «Моны Лизы» они почти не задержались: зал был неприглядным, стены перегорожены какими-то стендами. Эрик повел Веру смотреть полотно, в котором было больше жизни и красок, по его словам, — «Мадонну в скалах».
— Я верю, что в Лувре подлинник, — самозабвенно говорил он, приблизившись к картине в деревянной золоченой раме, повторяющей форму церковной ниши, а потом отойдя от нее подальше, чтобы не мешали блики от стекла. Он только что поведал о двух копиях картины, одна из которых хранилась в Лондоне.
— Посмотрите на этот синий цвет, на эту гармонию природы! Все кругом считают улыбку Джоконды божественной, не замечая, как подвергаются феномену «китчевости». Но разве не чудо горы и источник, выполненные в технике сфумато здесь… на этом полотне? Эту картину точно писал Леонардо! А ту, другую — его ученики. Разве не чувствуется присутствие бесконечности в сем крохотном отрезке стены? А цвет туники Мадонны, движения ее невесомых рук? Эти два младенца — Иоанн Креститель и Иисус, — объяснял он, — а фигура справа — ангел, покровитель Иоанна. Как думаете, какой из малышей — Иисус?
Вера едва успевала что-то осознать, увидеть, впитать, понять глубокий смысл слов человека, который был в этих стенах, как у себя дома, в то время как она оказалась среди столь величайших работ впервые и чувствовала себя утопленником на дне морском. Ежегодные походы в Эрмитаж сразу вылетели из головы.
— Наверное, тот, которого Мадонна держит за плечо? — проронила Вера и не угадала. Она поняла это тотчас же по лукавым лучикам, засиявшим в уголках глаз Эрика.
— Иисус сидит рядом с ангелом и благословляет Иоанна, указывая на его голову, которая чуть позже полетит с плеч. Но это история — летопись смерти. А нас интересует мгновение жизни. Замри! Не дыши! — Он взял Веру за плечи, и у нее подогнулись колени.
— Если смотреть на картину долго, задержать на ней взгляд… — он едва слышно зашептал ей в ухо, — то можно увидеть, как шевелятся, дрожат пальцы Мадонны, как дышат младенцы, услышать плеск воды и шум в анемонах и фиалках, шелест крыльев ангела, обернутых красных полотном… Если они все наклонятся чуть ниже, то рухнут в пропасть, так она реалистично изображена.
— Вы правы, если бы не вы… Я бы пялилась на распиаренную Мону Лизу, совсем не обратив внимания на «Мадонну в скалах».
— А вот и сам Иоанн Креститель. — Он отпустил ее, указав на маленькое темное полотно слева. А потом вдруг встал спиной к стене, наклонил голову, растянул сжатые губы в улыбке и возвел палец к потолку, повторяя изображение на картине. — Похож?
Вера прыснула.
— Если поработать бритвой.
— Ну уж куда мне? — Он взял ее под руку. — Есть здесь одно секретное место… Хотите посмотреть?
— Спрашиваете! Конечно, хочу, — ответила Вера, про себя добавив, что готова идти за ним хоть на край света.