Ты умрешь следующей

Они подумывали, не лесбиянка ли она, это читалось у них в глазах. Джованна в душе посмеивалась над своей способностью обескураживать остальных. И поэтому у нее всегда припасена пара невыносимо скучных тирад о политике и работе.

Подруги стали отходить от нее с наклеенными улыбками, бросая на нее сожалеющий взгляд, как на сумасшедшую. Она славно повеселилась, как всегда, когда доводилось иметь дело с ярко выраженными снобами, кичащимися своими виллами в горах и на море.

У Джованны тоже были виллы, унаследованные от родителей, но, едва представилась возможность, она подарила их медицинскому центру по реабилитации наркозависимых. Она часто туда ездила, все пациенты центра были ее друзьями.

В общем она была рада, что приехала на виллу.

Но откуда появилось это странное ощущение? Нет, это был не страх. Скорее беспокойство, неуютность, легкая тревога.

Джованна постаралась расслабиться, сделав несколько глубоких вздохов, потом попробовала проанализировать свои ощущения. Не зря же она постоянно училась психоанализу.

Остальные подруги.

Беспокоит сама идея, что ее осудят? Она не вписывалась в их стандарты успешного человека.

Без мужа, без детей, возможно, лесбиянка, работа от случая к случаю, вызывающий внешний вид, сорящая деньгами.

«Но моя работа мне нравится, и я сама себе тоже, — подумала Джованна. — Мне нравятся мои волосы, как они покалывают, когда я запускаю в них руку, мне нравится создавать компьютерные игры и покупать ношеные вещи (много раньше, чем они опять войдут в моду), мне нравится трахаться когда и с кем хочу и жить в домах, которые мне предоставляют мои друзья.

И что дальше?

Мне немного наскучила необходимость демонстрировать, что я счастлива. Если это так, почему я хочу доказать это им? Почему именно им?

Может, потому что я была лидером в классе, той, с которой все хотели дружить, той, которая диктовала моду, которая первая надела отцовский пиджак из плюша (на самом деле это был пиджак садовника, а мой отец никогда не носил плебейскую одежду).

Может, мне не по себе, потому что я была для них мифом и теперь боюсь увидеть в их глазах насмешку?

Хорошо, да, это проблема. Но даже если это и так, я могу ее обдумать. Есть что-то еще?

Может быть, нужно было прочитать какую-нибудь мантру или сделать несколько специальных упражнений, чтобы раскрыть чакры, расслабиться».

В темноте, лежа с открытыми глазами, она угадывала очертания комнаты.

Дом.

Он ей не нравился, как не понравился и в первый. раз, много лет назад. Он предупреждал их тогда о какой-то опасности, идущей из прошлого, затаившейся с давних пор. Здесь произошла одна история, воспоминания о которой были обрывочными, ведь прошло столько лет. Вроде бы кто-то умер — то ли девушка накануне свадьбы, то ли еще кто-то. Нужно будет спросить у подруг, и, возможно, завтра они все вместе посмеются.

Что еще?

Появилось ощущение, что ее подвергают каким-то испытаниям, но не ради того, чтобы понравиться подругам, а из-за чего-то другого, более серьезного.

Возникло чувство, что она не заслуживает права жить. Неужели опять?

Она взглянула на свои запястья с длинными шрамами.

Три разреза с одной стороны, четыре — с другой.

Смелость покончить с собой была, как и представление о том, как это сделать, но жажда жить оказалась сильнее.

Подобного не могло больше повториться. Прошло столько времени, а то, что осталось, — лишь некрасивые отметины, вынуждавшие ее носить одежду с длинными рукавами, во всяком случае, если не стояла удушающая жара.

«Может быть, это все потому, что я старею. Мне уже не восемнадцать лет, выбор сделан, я самодостаточна и твердо стою на ногах, моя жизнь в моих руках, и это, наверное, нормально, что я о чем-то беспокоюсь».

Но тогда почему у нее возникло желание свернуться калачиком в постели и кричать, кричать в темноте, пока кто-нибудь — горничная, мама, кто-нибудь, — не придет, чтобы спасти ее?

Время оказалось милосердно к Пьере.

Она была грациозной женщиной, правда, с невыразительными чертами лица, не думающей о своей прическе, с заостренным любопытным носом.

Пьера слишком много и слишком быстро говорит. Носит коротенькие из ткани пике рубашечки, не прикрывающие пупок, джинсовую юбку с вышивкой. Босоножки на высоком каблуке с ремешками, перехватывающими лодыжки, кожаную сумку и солнечные очки.

Одежда и аксессуары дорогие и добротные, цвета неброские, предназначенные, как она полагает, именно для нее. В результате этих поисков Пьера создала свой собственный стиль, за которым — пустота.