– Что, милая, не нравится такой ответ? – Дядя Даниеля недобро усмехнулся. – И даже если это правда, ты не поверишь. Скажи слепому, что перед ним «Мона Лиза». Он поверит? Скажи глухому, что играет Моцарт. Он поверит? Попроси калеку положить деревянную культю на лед. Он почувствует холод? Вот и ты, моя упрямая Нэнси Дрю[13], не веришь, что твой патрон может оказаться такой сволочью: за твоей спиной отвез картину заказчику, дал себя арестовать, а тебя отправил расследовать смерть Рене Ардити. Он-то выпутается с помощью своих родственников, а ты – нет.
– Не знала, что вы такого плохого мнения об Эмиле, – пролепетала ошарашенная Вера, с ужасом вспоминая, какому унижению подверг Филиппа Ардити ее шеф.
– Не бери в голову. – Он улыбнулся шире, но улыбка была наигранной. – Я пошутил. Надо же как-то отвлечься от этой тряски, пропади пропадом этот самолет!
Больше никто ничего говорить не стал.
Вскоре пилот объявил о снижении.
Посадка была совершена в аэропорту Ниццы Кот Д’Азур. Они могли бы лететь в аэропорт Сен-Тропе, что значительно сократило бы наземный путь, но над ним разразилась сильная непогода и бушевали грозы.
До замка Шато де Пон Д’Азур компания из десяти негритят, как прозвала про себя их сборище Вера, добиралась на трех черных «Рендж Роверах» по трассе А8, у которой было и более романтичное название – Ла Провансаль. Она шла вдоль всего Лазурного Берега, мимо Канн и Сен-Тропе. Время пути – два часа с хвостиком. Вере и Даниелю досталась одна машина на двоих.
В аэропорту Вера выпила два крепких черных кофе – не дай бог заснуть в дороге. Но пожалела об этом. Во сне она рисковала получить нож в сердце, а бодрствуя – взрыв мозга. Ее стали душить мысли, сомнения и чувства, которые уютно спали без должной порции кофеина.
Вчера, поддавшись эмоциям, она приняла предложение руки и сердца от человека, с которым не была знакома и недели. Она ехала с семьей жениха в безлюдную местность, чтобы выяснить, кто убил его отца, и не дать в обиду его самого. Но мысль, что и он мог быть этим самым убийцей, никак не отпускала. Можно ли любить человека и одновременно подозревать его в убийстве? Она как будто не вполне честна с Даниелем. Сказав ему это скоропалительное «да», Вера не могла ответить себе, чем руководствовалась в первую очередь: чувствами или инстинктом охотника, который ей привил Эмиль…
Она сидела в огромном внедорожнике у затемненного окошка и наблюдала зеленый и холмистый пейзаж Прованса. Закрыв глаза, вдруг вспомнила, как сразу после смерти человека, которого она любила и который был замешан в нескольких преступлениях, Эмиль безапелляционно заявил: «Это была не любовь!» И был прав. Головой Вера понимала тогда, что это была не любовь. Но сердце имело стопроцентную уверенность в противоположном! Как и сейчас. Или нет? Неужели она растеряла священную способность любить, а прагматизм Эмиля разросся в ее сердце тлетворной плесенью?
Как непросто разбираться в таких вопросах, даже если ты дипломированный психолог и начинающий профайлер!
Пейзаж за окошком джипа становился все холмистей. У побережья росли пальмы и средиземноморские сосны, по обочинам появлялись небольшие поселения с аккуратными домиками, выкрашенными в желтый цвет, белыми ставнями и красной черепицей крыш. Вера точно попала на открытку, но радоваться такому счастью не могла. Ее душила неопределенность – то, что мозг воспринимал как наивысшую опасность.
В эту минуту Даниель скользнул рукой по черному кожаному сиденью и нашел пальцы Веры, сжал их и посмотрел на нее так, будто знал, о чем она думает. Он мягко смежил веки, как бы говоря: не бойся, я с тобой, и Вере стало чуть легче. Было в Даниеле что-то такое – внутренний дзен, детская искренность и даже святость. Он будто стоял на ступень выше всего мирского и суетного.
Наконец шофер объявил, что скоро съезжает на Рут де Сан-Максим: дорога пойдет в горы, может начать болеть голова, – и машина нырнула в узкий съезд. Они проехали пост у Лё-Мюи, сделали петлю по круговому движению, и холмы на горизонте стали превращаться в полноценные горы. По обочинам росли деревья и нависали скальные отложения красной породы, пейзаж стал интересней. Потом они взобрались на небольшой мост и принялись петлять по узкому горному серпантину. Справа скалы нависали все выше и зловещей, слева зиял обрыв, усыпанный сухими прошлогодними листьями и поросший сквозь них свежей весенней зеленью. Цвет земли, сочно-зеленый, серость ровного асфальта с четко нанесенной разметкой штрихом – за окном точно застыл пейзаж Сезанна. Иногда им встречались автобусы, грузовики или легковые машины, приходилось жаться к горе, чтобы разъехаться.
Вера впервые была в горах. Как-то так вышло, что ни разу не съездила ни на Урал, ни в Крым. Небо заволокло грозовыми тучами. Все вокруг отливало свинцом, а дорога шла вверх и вверх.
Однако несколько раз они спускались в долину, объезжали городишки, но неизбежно вновь начинали подниматься по серпантину, пока населенные пункты не перестали попадаться на пути, а дорога не стала совсем узенькой.