– Так вы или нет? – повторил он вопрос, видя, что гость никак не решится ни на возмущение, ни на спокойный, уравновешенный ответ. Пальцы Филиппа постукивали по трости, челюсти поджались, он дважды провел пальцем по носу. Но все это было лишь признаками стресса, а не лжи. Эмилю нужно было услышать его голос, чтобы понять, соответствует ли речь демонстрируемым жестам и эмоциям.
– Не знаю, как на это реагировать, – выдохнул наконец гость. – Вы проверяете меня? Я должен был к этому подготовиться… Наслышан, знаете ли, о вашей методике относиться к клиентам с издевкой. Но все, кто вас рекомендовал, говорили только одно: вы всегда доводите дело до победного конца. Это дорогого стоит.
Ты посмотри! Вера едва не захлопала в ладоши. Красиво выкрутился, аристократически. Браво, браво!
– Итак? – не отставал от него Эмиль. Он вынул из-под себя ногу и опустил ее на пол. Локти легли на колени, кончики пальцев соединились в подобие домика. Вера уже успела выучить, что означает этот жест, – уверенность в себе. Значит, Эмилю удалось что-то понять о своем клиенте.
– Нет, я этого не делал, конечно же. – Филипп Ардити откинулся на спинку кресла и расправил плечи, тоже демонстрируя уверенность в себе открытой позой. Он чувствовал, что выиграл эту битву.
– Почему «конечно же»?
– Я не стал бы портить машину, в которую сел сам. Вы прекрасно знаете, что такой тип человека разумного, как я, выбрал бы другой способ. Яд, например. Тем более что сейчас их тьма-тьмущая, и таких, что не оставляют следов.
– Как женщина? – Чувство такта Эмилю было неведомо.
– Именно! – Филипп победоносно улыбнулся, сверкнув белозубой улыбкой и вновь напомнив Аль Пачино. – Я калека, мне простительно. Прошу прощения, мадемуазель Вера, к вам это нисколько не относится. Но ваш шеф сам напросился.
В голосах оппонентов звучала сталь скрещенных шпаг. Гость чувствовал себя на коне, он сразу сбросил все козыри, признавшись, что способен на убийство. Но сделал это лишь с той целью, чтобы Эмиль подумал обратное.
– Хорошо. Перейдем ко второй части проблемы. – Эмиль быстро перевел разговор в другое русло: – Вы сказали, что Сильвия Боннар и ее сын совершают некое давление на Даниеля.
– Да, они поставили себе цель упечь моего племянника в лечебницу и, видимо, лишить его права узуфрукта.
– В чем это проявляется?
Филипп сделал глубокий вдох.
– Они сводят его с ума. Если не считать мелочей, то вот вам, к примеру… картина Бэнкси «Девочка с воздушным шариком». Даниель откуда-то взял, что полотно не было разрезано. И я почти уверен, что эту чушь ему внушил Ксавье. Я знаю, что Даниель пытался связаться с вашим бюро с просьбой помешать продаже картины на семейном аукционе, который должен состояться в пасхальное воскресенье. Даниель уже сейчас дошел до высшей степени нервозности, совершает направо и налево поступки, которые другие, несомненно, расценят как ненормальные. Можете себе представить, что будет во время аукциона? Сильвия намеренно собирает родственников, чтобы выставить Даниеля полным идиотом, а если ей повезет, еще и опасным для общества.
– То есть вы считаете, что картина не была разрезана?
Филипп опустил голову и немного помолчал.
– Самое печальное, что это совершенно не важно, – сказал он. – Это вам не полотно Рембрандта или Тициана, подлинность которого можно установить по анализу грунта, красок и ткани холста. Все материалы, которые использует Бэнкси, – современные, рисует он с помощью трафаретов и аэрозольных красок, продающихся в любом художественном магазине. Единственно, по чему мы можем судить, его работа или нет, – только по публикациям в соцсетях. А аукцион – тайный, семейный, ну, может, будет пара клиентов со стороны, я не знаю. Это событие не осветят в прессе. Сильвия продает арт-объект – все, что знают потенциальные покупатели, то есть мы. Только Даниель почему-то уверен, что его мачеха замыслила совершить акт вандализма и собирается предоставить миру доказательства, что никакого уничтожения картины Бэнкси не было, а величайший перформанс современности – фарс.
– Интересно, аукцион – семейный, будет проходить втайне. Как тогда Сильвия обнародует его?
– Ох, вы не знаете эту женщину! Она играет святошу и часто выставляет семейные хроники в Сеть, чтобы показать, какая она молодец, какая хорошая жена, какая хорошая мать, как любит пасынка.
– И готова ему такой подзатыльник дать? Мне трудно понять всю эту суету вокруг Бэнкси. Это действительно большая потеря для мира искусства, если его картина окажется целой? – Эмиль очень постарался, чтобы в его голосе не проскользнула насмешка.