— Понимаешь… всё произошло внезапно. Дима ничего не говорил об этом, а я знаю его — он бы всё равно сказал о ребёнке, даже если бы не хотел с ней поддерживать отношения. Значит, он не знал. И, судя по сроку, они расстались в самом начале беременности — ну, это как вариант того, что ребёнок Димин. И она ему не сказала?! — округлив красивые синие глаза, Анна уставилась на Лапину, — Мил, ну, разве так бывает?! Да она бы бегала за ним, покою не давала, а она молчала столько времени… Это же нереальная ситуация!
— Ну, почему… — Анне показалось, что Мила говорит нехотя, — В жизни всё бывает. Я ведь Лёньке тоже не сразу сказала, что Кристиной беременна. Решила — если женится, то без принуждения, а только по любви. А нет — то…
— Ну, он тебя любит, — как можно более равнодушно произнесла Анна, — и, уж он, наверняка, был уверен, что Кристина — его дочь.
— А, вот и нет… — Мила невесело усмехнулась, — Знаешь, сколько он мне крови выпил, пока она не родилась? И потом — пока не стало видно, как она на него похожа? Это сейчас есть возможность делать экспертизы, а тогда ни возможностей, ни денег у меня на это не было. Он же тогда простым культоргом в пансионате работал. Бег в мешках и прочее. Сам-то из деревни… В город вырвался, думал, в цивилизацию попал, вот и подался в сферу развлечений, а там же не платят. Это потом уже, когда администратором в ресторан устроился, что-то стал зарабатывать, да в середине девяностых со своим знакомым, Игорем Фишером, организовали ресторанный бизнес… Как мы поднимались — это отдельная песня. Сколько я ночей не спала, слёз пролила, одному Богу известно. И наезды были, и с пистолетом под подушкой спали, и поджигали нас… А Кристинка — маленькая, за неё страшно было. Я сколько раз его тогда просила — Лёня, уйди… брось… Да где там… Он с этим Фишером был — не разлей вода. А потом как-то всё постепенно наладилось, да и Фишер от него отделился, не знаю, чем он сейчас занимается, но не думаю, что чем-то хорошим. А Лёнька после второго ресторана решил ночной клуб открыть. На игровых автоматах поднялся. Впрочем, что я тебе рассказываю… всё у тебя на глазах было.
— Ну, не совсем на глазах, — ответила Анна, — мы ведь тогда по гарнизонам с Сашей мотались, только в девяносто восьмом, когда он из армии уволился, назад вернулись. Про Фишера, во всяком случае, не знаю.
— Странно… — Лапина загадочно улыбнулась, — А мне казалось, что ты Игоря должна хорошо знать.
— Ты что-то путаешь… — Анна смущённо спрятала глаза, — Ни я, ни Саша с ним не знакомы.
— Ну, Саша точно не знаком, — Мила пристально посмотрела в глаза собеседнице, — Аня… Я когда-то мечтала рассказать тебе… что я всё знаю. Видимо, сегодня тот самый случай.
— О чём? — Анна снова потянулась за сигаретой.
— Я всё знаю о ваших с Лёнькой отношениях.
— Отношениях?.. — удивлённый тон давался Анне нелегко, — Что ты имеешь в виду?
— Ань… Я всё знаю. И раньше знала. Как и у кого вы встречались… сколько это длилось… Почему я тогда молчала? — Мила задумалась, потом, поправив светло-русую чёлку, продолжила, — Я молчала потому, что Лёня бы точно тогда от меня ушёл. Он не терпит никаких претензий к себе… Не любит быть виноватым. Если бы я стала ему что-то говорить, то потеряла бы его навсегда. А я его очень любила… Я даже не стала бороться. И, думаю, только поэтому он и остался со мной.
— Мила… — порывшись пунцовым румянцем, Анна не смела поднять глаз.
— Аня, ничего не нужно сейчас говорить. Я сказала это лишь для того, чтобы ты поняла — не за всё в жизни нужно бороться, не всё нужно пытаться изменить… Всё будет так, как предопределено.
— Мила… — Морозова снова попыталась что-то сказать, но собеседница не дала ей этого сделать.
— Подожди, не нужно оправданий, я ведь тебе говорю это без зла и обиды. Что греха таить, иногда я жалею, что он тогда не ушёл от меня. Это ведь тебе доставались лишь ласковые слова и галантное обхождение, как от своего, так и от моего мужа. Твой Саша так ничего и не узнал, и пусть твоя душа будет спокойна: от меня он никогда и ничего не узнает… — Мила говорила на удивление спокойно, как будто давно готовила свою речь, — И он, и Леонид осыпали тебя комплиментами, дарили подарки — один явно, другой — украдкой… А мне доставались лишь грубость и вечные упрёки… Ты ведь не знала, что дома Леонид совершенно не такой, как на людях. С годами своей грубостью он убил во мне самое дорогое, чем я жила, что грело меня всю жизнь. Он убил во мне любовь. И, лишь поэтому, я сейчас могу тебе всё спокойно рассказать…
— Господи… — покачав головой, Анна прикрыла рукой глаза, — прости меня…
— Прости, Кристинка звонит, — сделав Анне жест, Мила поднесла к уху мобильный телефон, — Да, Кристиночка… Я — в кафе, с тётей Аней… Ну, если не трудно, заезжай за мной, а то тёте Ане далеко меня придётся подвозить. Кафе «Старый замок»… Ты знаешь. Жду… — положив телефон, она, не давая раскрыть Анне рта, снова обратилась к ней, — По поводу твоей проблемы. Я думаю, тебе сейчас ничего не нужно делать. Пусть всё будет, как будет… — женщина устало вздохнула, — И радуйся, внук родится.