Ты в порядке: Книга о том, как нельзя с собой и не надо с другими

Когда разговоры и смех за столом густо перемешивались со звоном бокалов и стуком вилок, Оля просачивалась под стол и начинала хватать гостей за ноги. Тетя в блестящих колготках взвизгивала от неожиданности, подпрыгивая на стуле, а дядя понарошку хмурил брови и заглядывал под скатерть, грозя пальцем. Девочка заливалась смехом, подбираясь к следующим ногам.

Но игра обрывалась, когда под скатертью появлялась мамина напряженная рука и показывала «иди-ка сюда». С неловкой улыбкой на лице мама увлекала Олю в сторону и цедила:

— Немедленно прекрати, как тебе не стыдно! Ты позоришь нас с папой перед гостями. Разве хорошая девочка может так себя вести? Что люди скажут?!

В такие моменты у Оли голова вжималась в плечи, сухой язык прилипал к небу. Хотелось раствориться-рассыпаться-исчезнуть, немело тело. Девочка не могла ничего сказать и двинуться с места. Она хлопала глазами, глядя на маму снизу вверх и не понимая, почему ей нельзя играть…

Да, Оле становилось стыдно. И она могла лишь догадываться после маминых слов о своей «неправильности».

Когда Оля в тридцать пять лет приходит ко мне в кабинет, садится в коричневое кресло и начинает рассказывать, я уже знаю, что ее мама не брала на себя труд разъяснять нюансы. Тогда маме было важно спасти свою «репутацию», пристыдив и тем самым угомонив ребенка. И это получилось — все, можно праздновать дальше.

Но почему Оля помнит все это уже тридцать лет?

Оставаясь в одиночестве и не понимая, что же такого ужасного она натворила, Оля сама делала выводы. В ее маленькой голове складывался простой пазл:

«Когда я рассказываю стишок с табуретки или помогаю маме принести салат — я хорошая. А когда хочу играть с гостями и мне весело — плохая… Я не должна быть плохой девочкой равно я не должна веселиться. Потому что мама злится».

Дзинь! Гвоздик забит.

***

И здесь у меня как у психолога возникает вопрос о принадлежности чувства стыда. Чей же он — мамин или ваш?

Стыд всегда появляется рядом с чьим-либо мнением, особенно непрошеным. Достаточно одной коротенькой фразы или въедливого словца, чтобы обездвижить вас, «забить» стыдом, как гвоздь забивают в доску.

Вам знакомо: «как тебе не стыдно!», «бесстыдница, не смотри туда!», «бессовестный, как ты смеешь!», «э-э-эх, постыдились бы…», «ты же мальчик, как тебе не стыдно плакать!»?

Стыдом вас «кормили» с детства, как противной склизкой кашей, которая в горло не лезет: «Сказано — полезно. Ешь! Мои родители ели, я ел, и ты будешь. Все полезно, что в рот полезло!» Но никто не пытается разобраться, из чего эта каша сделана, чем и кому полезна.

Дети беззащитны перед «варевом», именуемым стыд. Они просто «едят», впитывают и научаются стыдиться, даже когда это вовсе не к месту.

Один из ингредиентов этой каши — «тебе должно быть стыдно!». Должно? Одну минуточку — кому «должно»?

Мой французский коллега, гештальт-терапевт Жан-Мари Робин говорит об этом процессе так: «Я тебе говорю, что ты должен чувствовать, а меня это не касается, я ни при чем»[9].

Удобно, не правда ли?

Что я слышу в своем кабинете от уже взрослых «Оленек», «Сереж» и «Анечек», которых научили стыдиться в детстве:

«Мне неловко беспокоить человека».

«Я боюсь причинить неудобство другим людям».

«Мне стыдно, что я не знаю этого».

«Главное, чтобы ему хорошо было, а я уж как-нибудь обойдусь».

«Мне придется пойти на день рождения к тете, хотя я не хочу. Перед мамой неловко».

«Я никому не рассказываю, что муж изменяет мне. Стыдно».

«Я стесняюсь попросить».

Вам неловко… Вы чувствуете себя лишними, недостойными, неуверенными, как будто вы меньше и хуже других.

Еще у вас нет возможности порадоваться, когда этого хочется от всей души. Вы погружаетесь в стыд и не можете разрешить себе насладиться удовольствием. Бывает даже, вам хочется опустить глаза и застыть в неловкости, когда рядом веселятся, прыгают от радости и обнимаются другие люди.

— Стыд забирает меня у меня, — говорит Оля на консультации. — Всплеск радости растекается по всему телу теплыми волнами, но дойдя до горла, сворачивается в горький ком. Эта горечь отравляет кровь, как яд.

— То есть тебе не удавалось в своей жизни никогда порадоваться на сто процентов?