Ты вейнулся Снеогг я знаала

Снорг вытянул из стены шланг для удаления выделений, прикрепил к Пекки и отодвинулся. Визор показывал деревья, много деревьев. Они были красивые и ритмично шевелились. Визор всегда показывал красивые вещи: обширные ландшафты, правильно сложенных людей. Визор также обучал разным полезным вещам. Однако Снорг испытывал чувства обиды и вины. Обиды на то, что он не такой красивый, как люди на экране, выполняющие разные сложные действия. Они казались почти совершенными. Снорг был уверен: в том, что он не такой, как прекрасные люди на экране, виноват он сам, но почему это его вина — не знал. Глядя на экран, Снорг забывал обо всем. Он впитывал глазами образы и знания. Благодаря визору он видел и знал много такого, чего никогда не было в Комнате. Вот на экране показалась женщина. Она стояла неподвижно, демонстрируя, какие пропорции должно иметь тело правильно сложенной женщины. Рядом с экраном застыла Тиб и смотрела перед собой остекленевшим взглядом. Снорг сравнил ее с женщиной на экране. Тиб была лысая, совершенно лысая, и потому ее голова отличалась от головы той женщины, но Снорг попробовал представить волосы на голове Тиб, и это выглядело неплохо. Ее тонкие, чуть оттопыренные ушные раковины просвечивали на свету. Этим ушам Снорг завидовал больше всего. На экране появились линии, обозначающие правильные пропорции тела, и Снорг подполз к Тиб, чтобы измерить ее шнурком. Мало того, что обе ее руки были одинаковой длины, так же, как и ноги, мало того, что руки были короче ног, — но и в мельчайших подробностях ее фигура соответствовала образцу. Чтобы сравнить еще и размеры ее головы с телом, Снорг приподнялся, встал на колени и вытянул руки вверх. Все совпадало — он смотрел на Тиб с удивлением.

«У нее совершенно правильное тело», — подумал он и вдруг осознал, что ему удалось встать на колени парализованных ног.

Пекки должен был рассказывать сказку. Дагсы прикрепили ему руку — управляя ею, он мог совершать несложные действия. Пекки сразу же начал чесать лицо.

— Это великолепно... это прекрасно... — в экстазе повторял он. — Вы не умеете пользоваться своими телами...

Несколько затрещин Дагсов привели его в чувство. Он начал рассказывать...

— Это был прекрасный сон... — Пекки прикрыл глаза. — Я поднимался в воздух... было чудесно... у меня были такие черные плоские крылья по бокам, что показывают иногда в визоре... Воздух двигался вместе со мной... было чудесно прохладно... — он говорил все тише, как бы размышляя вслух. — Рядом летела Моози... у нее были яркие зеленые крылья... четыре крыла... и она так трепетала ими, что мне стало жаль, что я всего лишь Пекки...

Из угла донеслось звучное бульканье.

— Тавегнер просит, чтобы ты говорил громче, — и глухое бульканье подтвердило правоту этих слов.

— Хорошо... я буду говорить громче, — Пекки словно встряхнулся. — Комната была все меньше и меньше, — продолжал он, — и все становилось зеленым. А внизу летели оба Дагса, летели туда же, куда и мы... и было чудесно. Небо, к которому я летел, было большим экраном визора... и я мог передвигаться в любом направлении...

Из угла, в котором стояла коробка с Моози, раздалось тихое всхлипывание. Снорг подполз к ней.

— Тебя расстроил его рассказ? — спросил Снорг, приглядываясь к Моози. В отличие от Пекки, у нее были все конечности, правда, хилые, недоразвитые.

— Дело не в Пекки, а в Тавегнере, — проговорила она сквозь слезы. — Во время рассказа Тавегнер попросил, чтобы я перевела слова Пекки по буквам... и знаешь, он сказал...

Снорг выжидательно кивнул.

— Он сказал, что хочет идти на размол вместо Пекки...

— На размол? — не понял Снорг.

— Пекки это давно уже открыл, — сказала Моози. — Он внимательно анализирует все, что говорят в визорах. Из нас выберут только лучших... тех, кто сложен более правильно, а остальных — на размол.

— Так, как показывают на экранах, когда говорят, что это война? — уточнил Снорг.

Она кивнула головой.

— Положи меня рядом с Пекки... — сказала Моози. — Дойдя до конца своего прекрасного сна, он всегда расстраивается.

Снорг с большим трудом вытащил Моози из коробки, перенес в уголок, где лежал Пекки, и тут же поспешил вернуться — Тиб начала пачкаться. Он присоединил к ней присоску. Потом изо всех сил ухватился за ее бедра и, приподнявшись, встал на колени.

— Не делай больше так, хорошо?.. — сказал он, глядя на Тиб. Она наклонила голову и посмотрела в его лицо, искаженное от напряжения. Ее оттопыренные ушные раковины просвечивали на свету. Они показались ему необычайно прекрасными. Снорг сильнее стиснул одеревеневшие челюсти, ухватил Тиб за плечи и почувствовал, что она ему помогает, не отодвигается, а изо всех сил старается держаться прямо, чтобы служить опорой. Она по-прежнему смотрела в его лицо. В ее приоткрытом рту были видны зубы. Снорг почувствовал себя большим, громадным... Он стоял, впервые в жизни стоял на своих парализованных ногах. Он смотрел теперь на нее даже немного сверху вниз... на высокую, до потолка, Тиб.