Ты всегда будешь со мной (СИ)

-Ты не даёшь мне покоя с тех пор, как я впервые тебя увидел, - отвечаю ей я и целую в щёчку. - Тебе нужно поспать, завтра трудный день, - девушка судорожно вздыхает и ложится обратно на подушку. Я ложусь рядом с ней и обнимаю девушку. Китнисс утыкается носом мне в грудь и через несколько минут засыпает.

Я чувствую её тёплое и ровное дыхание. Мягко перебираю в руках её волосы. Сон совсем не хочет идти ко мне. Я лежу и смотрю на Китнисс. Тёмные круги под глазами, Цинне приходится чуть ли не каждый день ушивать её платья на талии. Она исхудала так, что я уже начинаю бояться, как бы её порывом ветра не сдуло. Сейчас она такая маленькая и такая беззащитная. Я прижимаю её ближе к себе. Бедная, как же всё это ей тяжело даётся. Весь этот Тур. К ней снова вернулись кошмар, и теперь даже я не могу ей помочь. Впереди ещё два дистрикта, дальше Капитолий. Всё не так чудесно как бы могло показаться на первый взгляд. Наше с Китнисс представление о Туре складывалась так. Приехали в дистрикт, выступили на площади, посетили праздник в Доме правосудия и поехали дальше. На деле оказалась всё куда серьёзней. Китнисс для них что-то большее, чем просто победитель игр. Она разожгла огонь, но не такой, какой она разжигает каждый раз в моём сердце, а тот, который может испепелить всё вокруг. Это как лесной пожар, одной искры достаточно, чтобы сгорело всё вокруг. Этой искрой была Китнисс. Девушка не хочет этого признавать, но это так.

Всё началось с Дистрикта-11. Чем ближе мы к нему подъезжали, тем сильнее тряслась Китнисс. Я видел, что она просто хочет убежать, спрятаться где-нибудь в уголке и сидеть, пока всё это не кончится. Конечно, ведь в одиннадцатом жила Рута, жил Цеп. Они были для неё дороги, Цеп спас ей жизнь, а про Руту и говорить не стоит. Эта маленькая девочка одним своим видом вызывала восхищение. Такая маленькая, совсем кроха. И эта её манера стоять на одних носочках, как будто сейчас она вспорхнёт и улетит. Я встречался с ней всего несколько раз, говорил и вовсе всего несколько минут. Но даже этого мне хватило, чтобы проникнутся любовью к этой девочке.

Китнисс не говорила со мной о Руте. Но я прекрасно понимаю, насколько она была дорога ей. Китнисс видела в ней Прим, свою сестрёнку. Да и что говорить, Рута наверняка тоже стала для неё сестрой. Чья смерть, ранит намного больнее, чем сотни ножей в сердце.

Когда мы стояли за массивными дверями Дома правосудия и ждали, когда же нас пригласят на своеобразную сцену, Китнисс не могла вымолвить и слова. На все мои вопросы она отвечала лёгким кивком головы. В глазах читался неподдельный испуг и желание убежать, скрыться от всего. Всё что я мог для неё сделать, это говорить за нас обоих. При всём моём умении держатся на публике, я не мог спокойно читать карточки, голос то и дело норовил предательски сорваться. Я убрал тогда карточки и начал говорить то, что думаю на самом деле. Просто выражал свою признательность и любовь к павшим трибутам Дистрикта-11. Стало немного легче, но не намного. Я спешил закончить речь, потому что понимал, что скоро не выдержу и я.

Я думал, что знаю Китнисс очень хорошо. Но я ошибался. Это девушка не перестаёт меня удивлять. Когда даже я уже сошёл с дистанции, она заговорила. Её голос дрожал, от подступивших слёз, но она продолжала говорить. Её голос то понижался до едва слышного шёпота, то снова становился громким. Её хотелось слушать вечно, за ней хотелось идти. Видно, даже сама Китнисс не рассчитала своей мощи. В воздух вздёрнулись тысячи рук, показывая три пальца. Знак которым прощается с теми кого любят, но сейчас он обозначает большее.

После этого началось невероятное. Как будто сильный ветер подул, и огонь стал разрастаться. Отчаянные люди, слишком жестокие миротворцы. Так было везде, в каждом дистрикте. Разница была лишь в том, насколько всё далеко зашло. Где-то люди кричали и их не могли усмирить даже миротворцы, а где-то все просто молчали и, не моргая смотрели на нас с Китнисс. Они молчали, но даже это выражала знак протеста. В воздухе так и витало одно: «Мы против».

Среди всего этого пекла чувствовалось что-то совсем другое, ради чего люди должны бороться. Сильнее страха только одно, надежда. Ведь она всегда умирает последней. Нет, надежда бессмертна. Разве не я все эти долгие годы просыпался с одной надеждой на то, что Китнисс хотя бы посмотрит в мою сторону? Но я боролся за её сердце, а они все боряться за большее. За свободу.

Нам нужно усмирять дистрикты. Капитолий недоволен. Я не хочу того, чтобы они сдались. Я хочу, чтобы они продолжали то, что уже начали. Знаю, погибнет много людей, Капитолий всё это так не оставит. Но разве можно так жить? Жить, и боятся, что в следующую Жатву могут вытянуть твоё имя, а потом и имя твоих детей. И так будет продолжаться вечно, люди будут вечно под гнётом страха и всемогущего Капитолия. Так будет продолжаться вечно, только если они не решатся пойти против якобы несокрушимой власти Капитолия. Как бы он не был могуч, но нас больше.