Ты всего лишь Дьявол

«…и хотя иглами длинными искали на теле того места нечувствительного, которое каждая ведьма должна иметь: и хотя кости пальцев ее рук, а также и ног поломаны были на мелкие кусочки, не разрывая кожи: и хотя три дня и три ночи сам Преподобный Хопкинс сидел перед ней, когда она, прикованная к стене, со вставленными в рот кольцами, дабы ни поднять, ни опустить головы своей не могла, и чтоб даже на минуту уснуть ей не удавалось; так, однако, велики оказались ее дьявольская гордыня и высокомерие, что хотя Преподобный Хопкинс слезно просил ее, чтобы отказалась она от своей твердости, чтобы свою вину признала и тем заслужила вечное пребывание в чистилище, после которого милостивый наш Господь Бог, быть может, и ей, самой грешной, отпустит ее прегрешения, — она упрямо своей вины не признала и одна из всех до самого конца в дьявольском упрямстве осталась, выкрикивая, что ни одна из остальных признавшихся ведьм вины на себе не несет, а все это лишь месть Благородного Джона Эклстоуна, который, купив землю, хотел после того захватить и лес, много веков принадлежавший деревне Норфорд, чему вся деревня воспротивилась, имея письменное своих прав доказательство времен Милостивого Короля Ричарда. Однако правда, как масло оливковое, всегда наверх по Воле Господа выплыть должна. Так и на этот раз сталось. И хотя многие требовали, чтобы женщин этих, как заведено в других королевствах, огнем медленным сжечь, однако у нас не таков обычай, вероятно, менее Господу Богу угодный, потому что их всего лишь вешают, как обычных преступников. Итак, когда суд Его Преосвященства Епископа вину их признал и светскому закону их отдал с обычными словами: „Пусть их по-отечески накажут, не проливая ни капли крови“, повели их под виселицу, где Мастер по очереди повесил их на четырнадцати крюках, а народ стоял и радовался, грязь в них швыряя. И в этот час правда, как тот античный феникс из пепла, возникла и всем стала видимой. Когда последнюю ведьму собирались повесить, а была это та самая Синди Роуленд, которая вины своей и преступлений признавать не хотела, крикнула, стоя уже с веревкой на шее, что действительно она была любовницей дьявольской и с самим Люцифером спаривалась, лаская в своих объятиях, ибо была любимой его наложницей. А когда все присутствующие на площади от ужаса онемели, крикнула она, что любовник неизбежно отомстит за нее благородному Джону Эклстоуну, лжесвидетельство которого явилось причиной ее смерти. Обратилась она к нему и, пальцем на него указывая, воскликнула: „Люцифер! Господин мой и любовник! Этот человек — причина моей гибели, отомсти ему до самого десятого поколения да изведи этот род полностью, чтобы и следа после него на земле не осталось!..“ Может быть, и еще что-нибудь сказала бы она, но Мастер, испуганный, как и другие, быстро дернул шнур, помощников своих на помощь призывая. И высоко ее вздернули, слова последние придушив. Так закончила свою жизнь эта ведьма, самая ужасная из всех в нашем графстве, до минуты своей последней закоренелая грешница… А сэра Джона Эклстоуна, который сильно весьма испугался ее слов, преподобный Хопкинс утешил словом святым, с Неба плывущим, и так все по домам разошлись и разъехались».